- Она не дает мне проходу, я не могу выйти на работу. Если бы вы только слышали, какими площадными словами она обзывает меня, - сквозь рыдание проговорила Люда.
- Я позвоню участковому милиционеру, пусть он составит на нее акт и оштрафует. А если будет продолжать в том же духе, подайте на нее в суд.
- У нее отец - полковник милиции в Днепропетровске.
- Да хоть министр, у нас все равны.
27
Люда вернулась на работу, начала прием населения. Около часу дня возле амбулатории собралось несколько мужиков. Зоя принесла им шесть бутылок водки.
- Выпейте, ребята, я еще принесу. А сейчас выучите один куплет, который я нашла в Советском законодательстве. Я только имя подставила, а остальные строчки напечатаны жирным шрифтом.
- Ну, ежели строчки пр опечатаны, то оно, значит можно повторять, не боясь, что тебя оштрафуют али пенделя дадут по заднице. Пропой нам один кумплет, - сказал Вошканенко, выливая содержимое из бутылки в горло.
- Люда - сука, Люда - бля...
Мы не хочем тебя знать.
Выбирайся ты отсель
Пусть страдает твой кобель!
Когда Зоя убедилась, что алкаши выучили похабные слова похабного куплета, она принесла еще три бутылки водки и сама удалилась.
- Ну, так споем, братцы, - предложил Вошканенко.
- Споем, споем, а то, как же!
Люда, обслужив последнего посетителя, переоделась, торопливо вышла и так же торопливо закрыла входную дверь, не обращая внимания на оскорбления в свой адрес. Она направилась к председателю сельского совета Сайкову. Но там уже сидела Зоя, лила крокодильи слезы.
- А, сука, ты у меня мужа отняла? ты подарила ему эту рубашку, на ешь ее! Где мой муж? где? тебя дожидается? Так знай, я вас и под землей найду. Я вам не дам спокойно жить. Мой папа уважаемый человек, полковник.
- Да, я знаю, он милиционер и вы - дочь милиционера, и мужа своего вшами кормила. Это я тоже знаю.
- Перестаньте, - сказал Сайков. - Оно, конечно, советская семья - ячейка сосисьтического обчества, и Ленин был против коллективной любви, поэтому тут, как говорится...
- А вы Инессу Арманд знаете?
- Какая еще Инесса Арманд? -удивился председатель. - По-моему в колхозе такое имя носила передовая корова и то, потом, с нее сняли это почетное имя, когда та сбавила молоко.
Люда расхохоталась.
- Вот она еще и хохочет, сука, - сказала Зоя, - я требую выселить ее из села за распутство. Я была в Рахове у самого секретаря райкома партии. Он такого же мнения.
- У самого секлетаря? - испуганно спросил председатель. - Да мы бы и так приняли меры к Людмиле Викторовне, - зачем выносит сор из избы?
В это время раздался телефонный звонок. Председатель поднял трубку.
- Слава КПСС! - сказал он, вставая. - Да они у меня обе сидят чичас в кабинете, я с ими провожу воспитательную работу в духе марксизма - ленинизма, уважаемая товарищ...Гафия Дмитриевна. Так точно. Мы никак озражать не могем и не будем, пущай она возвращается в свою Москву. Нам таких, морально разложившихся личностей, не нужно. Специалист она, конечно хороший, и население ее оченно любит, вернее симпатизирует ей. А ей нельзя разоружиться? Мы соберем все село, всех граждан, пущай она на колени падет, раскается, разоружится и продолжит лечение нашего больного народа, как медик, а я, как преседатель буду лечить нравственные болезни. Озможно такое али нет? Оченно жаль. Так точно. Как партия скажет, так и будем делать. Я эту булаторию сегодня же опечатаю и доложу вам. Так точно. Огромное спасибо вам за заботу о наравственном здоровье села. Да здравствует ленинский центральный комитет во главе с Никитой Сергеевичем Хрущевым!
Председатель положил трубку на рычаг, тяжело опустился на стул и обхватил голову руками. Зоя расплылась в улыбке, глаза ее заблестели как у змеи, только что проглотившей лягушку. Она победила. Полностью и окончательно. В этом не приходилось сомневаться.
- Что ж, - произнес председатель, расширив пальцы и не отнимая их от красного лица. - Партия поставила все точки над и. Недаром партия есть ум, честь и совесть Советского народа. Я хотел как лучше для вас, Людмила Викторовна. Вы слышали, куда я клонил в разговоре с партией в лице уважаемой Гафии Дмитриевны. Я хотел сохранить вас для граждан нашего села, но партия в лице Гафии Дмитриевны вынесла иное решение. И это правильное, я бы сказал, истинно правильное решение, оно это решение не подлежит обсуждению, оно не может быть подвержено сомнению. Партия есть конечная инстанция в любом спорном вопросе. Признаться, и я так думал, но еще сомневался. Я даже Ленина взял в библиотеке, его мудрое, гениальное произведение "Что делать?" и в нем намеревался найти ответ на свой вопрос: а что же делать в этой необычной ситувации. И вот все так хорошо решилось. Вам следует собирать манатки и чапать, куда глаза глядят, а вернее туда, откуда вы приехали. Но я бы на вашем месте разоружился и вернулся к мужу. Он вам обрадуется. Знаете, как солдату тяжело одному? И вы, уважаемая Зоя Никандровна, могли бы в этом случае вернуть своего, заблудшего, попавшего, аки рыба в сети, чужие сети, мужа. Если все так и будет, как я предполагаю и наверное у Ленина об этом сказано в его романе, то лет через десять, а может через двадцать, вы сможете сюда вернуться и тогда мы доложим партии, что вы полностью разоружились и укрепили свою семью - ячейку сосисьтического обчества. А вас, Зоя Никадрова, поздравляю с полной победой. Вы мужественно боролись за правое дело - сохранение семьи. И теперь мой вам добрый совет. Лежачего не бьют, как говорится. Не материтесь больше в адрес Людмилы Викторовны, она и так уже побеждена, разложена вами на обе лопатки. Люди начнут думать о вас нехорошо. И, потом, женщине, такой нежной, как вы и такой мягкой телесно, негоже употреблять нецензурную брань, что режет слух. Вы так громко кричите - оглохнуть можно. Мне уже старушки на вас жаловались. Вы видите, сельсовет сделал все возможное, чтобы вы победили. И вот вы в роли победителя. Будьте выше площадной брани. На ней в коммунизм не въедете.