Он предположил, что население Сиона почивает в этих покосившихся зданиях и обвисших палатках, в ожидании, когда Пророк вернется с чем-нибудь теплым и визжащим в повозке черного экипажа. Солдат улыбнулся. Положил свои сумки на землю возле здания рядом с сараем.
- Я буду отомщён семикратно. Да.
Он побрызгал керосином вокруг деревянного фундамента здания и посыпал жидкость оружейным порохом. Ни звука не донеслось изнутри, ни шепота. Точно таким же способом он выжег нефийскую заразу из трех ферм, занятых ими в Вайоминге. Нефийцы не любили огонь. Должно быть, он напоминал им о доме.
Солдат закурил, бросил спичку в керосин, который вспыхнул дорожкой черного дыма. Огонь на солнечном свету был невидим. Древесина, которую Нефийцы использовали в строительстве зданий, была настолько сухой и изъеденной червями, в основном, взятой из кузовов повозок, что огонь тут же накинулся на нее с бешеным аппетитом.
Возле входа, прикрытого грязной муслиновой тряпкой, солдат положил свой карабин, вытащил саблю, и стал ждать.
Но ждать пришлось недолго. В глубине здания, где-то в темноте, где было их лежбище, он услышал шорох тонких конечностей. Затем раздался топот костлявых ног и щелканье зубов. Эти звуки становились все ближе, их источники перемещались по дому из гнилого дерева, еще не согретые ярким солнечным светом, но разбуженные густым дымом.
Они вышли на свет, моргая, кашляя и хныча. Три женщины в лохмотьях. Одна - в круглом платье в коричневую клетку, которое было теперь заскорузлым от грязи и испачканным спереди черной запекшейся кровью - вышла первой, из-под потрепанного чепчика моргали белки глаз. Она замешкалась на мгновение, и в спину ее толкнула другая тварь в покрытой пятнами ночной рубашке, дорогу которой загородила ее широкая юбка. Они принялись рычать и царапать друг другу кожистые лица длинными желтыми ногтями, пока не заметили присутствие драгуна.
Двумя быстрыми ударами сверху вниз, он разнес им черепа, будто молотком глиняные горшки. Третью пригвоздил к стене, и та принялась отбиваться острыми ногами, мотая облезлым черепом взад-вперед, и показывая ему черный язык, пока он не выстрелил ей в лицо из пистолета с расстояния двух футов.
Следующее здание он обработал керосином уже быстрее, поскольку опасался, что выстрел привлечет остальных. Разбил три бутылки в первой комнате, бросив их об стену. Сразу после того, как он поджег дом, он увидел в незастекленном окне второго этажа высохшее ухмыляющееся лицо. Похоже, что обитатели зашевелились. Но нижний этаж здания вспыхнул, отрезая им путь к спасению. И солдат молился, чтоб, если его сестра внутри, ее скрыл дым, дабы ему не пришлось видеть ее при белом свете утра.
Сквозь пляшущие внутри здания языки пламени он, наконец, увидел зыбкие очертания покачивающихся в дыму фигур, после чего те бросились к выходу. Две женщины выбежали, кашляя, и он тут же их прикончил, поскольку они сами практически подставили головы под удар. Еще одна с безволосым пятнистым черепом, в нижней юбке и грязной шали, выползла на четвереньках, и он снес ее мерзкую голову с узких плеч.
Двое детей, которым, как он предположил, не было и двенадцати, когда их укусили, вышли, шатаясь, ослепленные жарой и черным дымом, от которого проснулись. Он прикончил каждого быстрым ударом крест-накрест, затем пошел за карабином.
Солдат оглянулся на огромную белую пустыню, которая, мерцая, простиралась до дальних холмов, и ему показалось, что он увидел быстро приближающуюся тонкую черную фигуру. Но когда, прикрыв глаза от солнца и прищурившись, он всмотрелся еще раз, то не увидел ничего, кроме равнины из твердой соли, на которой не смог бы спрятаться даже койот.
Из третьего здания полным ходом шла эвакуация, и солдат проверил взглядом, нет ли у голодных дьяволов оружия. Долговязый мужчина в подтяжках и цилиндре держал в руках нечто, похожее на кремневое ружье, оставшееся от французов, воевавших с англичанами. Солдат снес ему голову из карабина. Другая, ослепшая от дыма растрепанная фигура наступила на его цилиндр когтистой ногой.
Воспользовавшись пожаром, охватившим два здания, и густым черным дымом, опустившимся на палаточный городок, солдат спокойно перезарядил и пистолет, и карабин. Поднявшись с колена, он принялся спокойно расстреливать тех, кто, завидев своего заклятого врага, вознамерились броситься на него. Две пыльных, костлявых старухи, в чепчиках и сарафанах, разлетелись на части, словно соломенные куклы. А затем он зарубил саблей двух девочек-подростков, пытавшихся бегать перед ним, словно курицы.