Вскоре он появляется с женщиной средних лет в простом синем платье. Саймон сочувствует ей, тому, что ей приходится терпеть рядом с собой всю эту грязь.
– Да? – говорит она по-английски, приближаясь к ним с улыбкой.
Фердинанд объясняет, что они заблудились и ищут, где бы поесть.
Она советует им, как выйти на знакомые улицы, и добавляет, извиняясь, что не знает подходящего заведения поблизости, открытого в такое время.
– Ну, что вы, что вы, – говорит Фердинанд, – спасибо, не беспокойтесь.
– А журналы вы покупаете? – спрашивает она.
Вопрос, как будто, обращен по большей части к Саймону, который стоит у лотка и курит. Он смотрит на нее, словно не понимая.
– Секс, – говорит она, обводя рукой лоток.
И начинает улыбаться – и от этого ее лицо вдруг кажется Саймону мордочкой злобного хищного зверька.
– Нет, – говорит он быстро.
– Вы смотрите, – говорит она, продолжая улыбаться, вынимая один из журналов из-под резинки и протягивая Саймону. – Смотрите!
– Нам это не интересно, спасибо, – говорит Фердинанд.
– Но почему? – спрашивает она со смешком.
– Просто, – отвечает он и устремляется за своим другом, который уже отшагал пол-улицы, – спасибо.
Они едят пиццу в «Пицца хат», а потом едут на метро до конечной станции.
Улегшись на жестком матрасе на полу их комнаты и укрывшись простыней в рыжевато-бурый цветочек, Саймон пытается записать что-нибудь в дневник. Фердинанд тем временем принимает душ. Саймон улавливает шум льющейся воды, и, пока его слышит, он понимает, что друг не потревожит его. Он также слышит перебранку в кухне между хозяйкой и ее мужем. У него есть время – как раз достаточно. Уже почти неделю он этого не делал… После того раза в качающемся туалете в поезде, под перестук колес, по пути из Варшавы в Краков. Его пальцы едва сомкнулись на горячей твердой плоти под простыней, когда смолк звук льющейся воды и заскулили трубы, и он быстро натянул шорты и уткнулся в дневник, сжав ручку, чтобы Фердинанд, появившийся из ванной с одним маленьким полотенцем на бедрах, ничего не заподозрил.
– Все никак не успокоятся? – спрашивает он, имея в виду перебранку на кухне.
Раздается звук бьющейся посуды.
Саймон ничего не отвечает, лишь крепче сжимает ручку.
– Зайке не повезло, – говорит Фердинанд.
Он встает перед маленьким зеркалом и поворачивается, пытаясь разглядеть шрам у себя на спине.
– Хуже стало, – говорит он. – Посмотри. Хуже, а?
Саймон сразу вскидывается и говорит:
– Я не знаю.
– Хуже, – говорит Фердинанд.
С тяжелым вздохом он ложится на кровать и открывает томик Йейтса с комментариями. После пары строк –
он снова вздыхает и с минуту смотрит в грязно-белый потолок.
Положив книгу на гладкий желтый паркет, он натягивает повыше тонкое ватное одеяло и поворачивается к стене.
Саймон, так ничего и не написав, убирает дневник и гасит свет – настольную лампу, стоящую на полу рядом с его матрасом.
Глава 3
– Мой муж, – говорит она наутро, доставая что-то из холодильника и ставя перед ними на столе – сейчас в Брно. Футбол. Он будет в Брно три дня.
– Какой-нибудь чемпионат? – спрашивает Фердинанд.
– Что?
– Он в Брно из-за чемпионата?
Она, похоже, не знает такого слова.
– Из-за матча? – уточняет Фердинанд.
– Матч, да, – говорит она. – Важный матч. Футбол.
Сливовицы больше нет. Есть кофе и сигареты. И черствый хлеб, к которому никто не прикасается. У хозяйки явное похмелье. Она присаживается рядом с Саймоном в своем коротком желтом халатике и спрашивает:
– Вы найти девушек?
Вопрос смущает его, и он мнется, не зная, что сказать.
– Нет? – удивляется она. – Вам это должно быть легко, я думаю.
– Ну, вообще мы встретили одних, – говорит Фердинанд.
– Вам нравятся девушки?
Хотя вопрос обращен к Саймону, отвечает на него Фердинанд:
– Да. Очень даже.
– А вам?
Прежде чем ответить, Саймон нервно затягивается сигаретой.
– Да, – говорит он.
Она изучает его хмурый профиль, а он тем временем напряженно смотрит на стол, словно стараясь запомнить все, что на нем находится.
Пакет молока – mléko – очень простого дизайна.
Его «Филип Моррис» с надписью о вреде для здоровья на немецком.