– Я тебя ждал.
Кто-то еще стоит позади Отто, выглядывая из-за плеча.
– Слушай, мы пытались дозвониться тебе…
– Да?
– Тебя тут не было.
– Меня тут не было! – все еще кричит Отто.
– И по мобильнику ты не отвечал…
– Я его потерял!
– О…
– Ага, потерял, – говорит Отто неожиданно тихим, грустным голосом. – Потерял.
Присев на диван, он начинает сворачивать самокрутку, к разочарованию Саймона, который надеялся, что он просто выключит свет и уйдет.
На Отто смешная шляпа, а рукава его куртки сильно не достают до запястий. Его кадык ходит вверх-вниз, когда он клеит косяк. Выясняется, что он и его друг всю неделю работали официантами на каком-то мероприятии в пригороде Берлина. Пока он готовит косяк, Фердинанд не устает благодарить его за то, что позволил им остановиться у него.
– Слушай, спасибо тебе еще раз, – говорит Фердинанд, усаживаясь в своем спальном мешке.
– Да ну, бля, забудь, – отмахивается Отто, по-хозяйски восседая на диване, не сняв шляпы.
– А что там, э-э… насчет полицая? – спрашивает Фердинанд.
Отто как будто не слышит вопроса.
– Что?
– Полицейский. Ну, понимаешь. – Фердинанд показывает на почти готовый косяк в руках Отто.
Тот не реагирует.
– Да хуй с ним! – говорит он. – Ему все равно.
– А что он тут делал вообще?
– Мой отец, – говорит Отто. – Херня это все.
– Твой отец?
– Ага, отстой. – Доделывая косяк, проглаживая его мизинцем по краю, смоченному слюной, Отто говорит: – Он в правительстве, ну, знаешь…
– В правительстве? – спрашивает Саймон с подозрением. Это его первые слова, обращенные к Отто.
Отто, игнорируя его, закуривает косяк.
Саймону он сразу не понравился. И ему хочется, чтобы Фердинанд перестал благодарить Отто. Сам же он почти не говорит, и когда после первого косяка Отто предлагает ему сделать новый, берет у него все необходимое молча. Отто тем временем говорит ему не жалеть «дерьма». Они с Фердинандом возбужденно трещат об общих знакомых по Лондону. Потом Отто говорит Саймону сделать очередной косяк, и опять советует класть побольше «дерьма». Они уже торчат в полный рост. Кто-то включил телик и нашел порнушку – каких-то голых телок на пшеничном поле или типа того. Саймон не смотрит. Другие смотрят и хихикают. Саймон замечает, что друг Отто куда-то исчез. Но он не видел, чтобы тот уходил. И у него возникает неприятное чувство, что он его просто выдумал, что никого здесь больше не было. А остальные тем временем смеются, глядя на телок на пшеничном поле. Отто жадно уставился в экран, глаза его горят, язык наполовину высунулся изо рта.
Саймон ощущает слабость. Ничего не говоря, он встает и пытается дойти до ванной. А там он забывает, зачем шел, и долго стоит, разглядывая бутылочки с шампунями и заводную пластиковую лягушку на кафельном краю ванной. И так он стоит и глазеет довольно долго. Глазеет на заводную лягушку, на ее невинную зеленую рожицу. Звук вентилятора все больше напоминает ему всхлипы.
Когда он снова усаживается на полу в гостиной, примерно двадцать минут спустя, Отто его спрашивает:
– Сколько этой херни осталось?
– Нисколько, – говорит Саймон.
Гостиная – вся в бежево-кремовых тонах и восточных побрякушках – кажется незнакомой, словно он видит ее впервые.
– Ты прикончил всю дурь?
Фердинанд против воли начинает хихикать и все время повторяет:
– Ой, прости, прости…
– Вы прикончили всю дурь? – повторяет Отто, не в силах принять этот факт.
Фердинанд хихикает и просит прощения.
– Да, – говорит Саймон. Он также прожег светлый глянцевый коврик, но решает не говорить об этом сейчас.
– От блядь, – говорит Отто. А затем, словно надеясь, что это шутка: – Че, правда все?
– Правда.
– Мне так жаль, – говорит Фердинанд с неожиданно серьезной миной.
Отто вздыхает.
– Ладно, – говорит он, хотя еще не свыкся с потерей. – Мать вашу, – произносит он через несколько секунд, – вы прикончили всю дурь…
Саймон медленно залезает в свой спальный мешок и отворачивается от них. Они все еще говорят, когда он засыпает.
На следующий день они с Фердинандом отправляются в Потсдам. И одно из мест, которые Саймон как будто хочет увидеть, пока они в Берлине, – дворец Сан-Суси.
Вокзал Потсдама они покидают через изысканно оформленные зеленые ворота. Затем проходят по аллее из низкорослых деревьев и видят дворец на вершине холма с террасами. У подножия холма высоко бьет фонтан, а по парку расставлены здесь и там белокаменные статуи мужчин, ублажающих женщин, сражающихся друг с другом или благородно хмурящихся на что-то вдалеке, и каждая статуя охвачена неким возвышенным безумием, застыв среди живых изгородей или вблизи гладкой поверхности декоративных прудов.