– Я хочу, чтобы и вы, в свою очередь, поняли, мистер Бринкворт, – ответила я, – что я не намерена покорно смириться с поражением. У меня есть серьезные подозрения, что мой брат инспирировал затею с завещанием с начала и до конца, чтобы поживиться имуществом моей покойной матери, и на вас ложится минимум часть ответственности за то, что вы позволили ей поставить подпись под документом, ни в коей мере не являющимся отражением ее истинного волеизъявления.
– Ну подобный вздор нас никуда не приведет. Я осведомлен, что вы предприняли бессмысленный шаг с целью помешать исполнению завещания вашей матери, поэтому, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки, я готов согласиться на встречу с вами. Транспарентности ради ваш брат тоже должен присутствовать на встрече. Я разъясню все вопросы, которые вы никак не можете уяснить, после чего буду ожидать от вас снятия судебного запрета и возможности мне продолжать свою работу.
Я была более чем довольна перспективой проработать тему лично; необходимые формальности касательно встречи были тут же согласованы.
Сейчас четверть третьего; встреча с мистером Бринквортом назначена на два часа. Я приехала в офис поверенного ровно к условленному времени, одолев за утро сотню миль в метро и на поезде, однако Эдвард еще не показывался, хотя от него требовалось всего-то пройти несколько улиц или прокатиться пять минут на такси, если прогулка представляется ему чем-то непосильным. Справившись у секретарши, я узнала, что встреча не может начаться, пока не приедет мой брат. Я заподозрила, что накануне он так напился или накурился, что перепутал дни. Я не видела Эдварда со дня вселенского позора с похоронами матери и не имела ни малейшего желания видеть его сегодня, однако без него, оказывается, не обойтись. Я звонила в родительский дом, но через несколько сигналов включался автоответчик. Я буквально обмерла от омерзения, когда в трубке послышалось не учтивое приветствие моей матери, а какая-то ересь с потугами на юмор и сиплым гоготом на заднем плане. Я оставила сообщение, потребовав, чтобы Эдвард немедленно явился к поверенному (признаюсь, я высказала свою просьбу не в столь корректных выражениях).
За дни, имевшие место смениться в период между телефонным разговором с поверенным Бринквортом и сегодняшней встречей, я направила свое основное внимание на предшествующие родам формальности. Я считаю излишним обращаться за медицинской консультацией, кроме тех случаев, когда это абсолютно необходимо, предпочитая почитать в интернете и самой вылечить любые пустячные недомогания, буде таковые возникнут. Таким образом, иначе чем когда в двадцать восемь лет я встала на учет у врача общей практики, у меня не возникало причин посещать лондонскую больничку – я даже не помнила, где она находится. Однако, сознавая необходимость известить «медицинское сословие» о своем состоянии, я ушла с работы пораньше под предлогом посещения стоматолога. Клиника оказалась невзрачным перестроенным довоенным зданием. В коридоре на полу тянулась зеленая вытертая ковровая дорожка, а стены были выкрашены в бледно-желтый с глянцевым темно-коричневым. Любому очевидно, что ковровые дорожки небезопасны, в отличие от других покрытий, которое легко дезинфицировать; на это непременно нужно указать главе данного медицинского учреждения.
Врач, который вел прием, на вид был не старше студента. Он так суетился и волновался, что я усомнилась, доводилось ли ему общаться с настоящими живыми пациентами. В продолжении почти всего приема юный медик ковырял воспаленную шелушащуюся кожу у себя на руках и смотрел в одну точку где-то за моим левым плечом. Когда я сказала, что беременна, он поднял брови и уставился на монитор, где мало что было, кроме моего имени и даты рождения. Предполагаю, у него мелькнула мысль – мне скорее подобает консультироваться у него по поводу начала менопаузы, чем скорого рождения ребенка. После натянутой беседы, в которой врач пытался выведать у меня информацию о моих личных обстоятельствах, а я придерживалась иного мнения, он наконец выполнил необходимые формальности. Покончив с этим, я решила воспользоваться возможностью и задала ряд вопросов касательно прав родственников покойного на получение его/ее медицинской карты. Врач оказался кладезем полезной информации, несмотря на свою молодость; видимо, сейчас на медицинских факультетах уделяют больше внимания работе с документами, нежели этике общения с пациентом.