Ужин задержался. Выделенный для этого дела рабочий непрочно вбил колышки для перекладины, на которой висело ведро с варевом, и оно опрокинулось, когда суп был почти готов. Нет худа без добра. Чтобы приблизить долгожданный момент ужина, начальник распорядился выдать несколько банок говяжьей тушенки, достать свиной шпиг и прочие яства (рассчитывали мы в основном на подножный корм — рыбу, рябчиков; консервы и сало были взяты про запас). Добавили к этому несколько бутылок белоголовой и отметили окончание первого дня путешествия. Сейчас все спят, местные рабочие — в двух больших палатках, мои коллеги — охотоведы, работники местной госохотинспекции — в небольшой, но уютной и теплой палаточке. Покрытая алюминиевой краской, она ярко блестит в свете полной луны.
Костер догорает, от воды и от низкого влажного берега тянет сыростью и прохладой. Сентябрь в Сибири — это уже преддверие холодной зимней поры.
Люди затихли, но шум в клетках с бобрами становится все громче. Почуяв речные запахи, они рвутся к воде, грызут и раскачивают сетку, стойки. Двенадцать дней пути — нелегко дались они зверям. Два-три первых дня в шумном и душном пульмане были особенно тяжелыми. Грохот колес, лязг вагонных буферов, оглушающие гудки паровозов… Звери были ошеломлены, они сидели, уткнувшись головами в дальний, темный угол клетки, напуганные, жалкие. Лишь ночью во время продолжительных остановок некоторые, наиболее смелые подходили к поилкам попить немного воды, сгрызть пару побегов ивы, несколько стебельков трав.
На третий день, когда наши пассажиры начали осваиваться в новой обстановке, произошло самое неприятное, что может ожидать партию перевозимых по железной дороге диких зверей. Около Волги поезд очутился в районе, где господствовала сухая и жаркая погода. На остановках вагон накалялся от лучей солнца. В бесконечном лабиринте станционных путей, переплетенных на черной пропитанной мазутом земле, среди массы однообразных красных и бурых товарных вагонов горячий воздух был совершенно неподвижен. Бобры привыкли к жизни в сумрачных, прохладных хатках, в глубоких норах. Высокая температура воздуха за несколько часов убивает этих зверей. Как мы спасли их от гибели в жарком вагоне — не знаю… Беспрерывно носили свежую холодную воду, наполняли поилки, обливали широкие бобровые хвосты, завешивали пустыми мешками двери и окна вагона с солнечной стороны… Сейчас на берегу реки, когда без костра начинают коченеть руки и холод пробирается к пальцам ног сквозь резиновые сапоги, даже не верится, что 8–9 дней назад мы были в таком пекле…
(Пришлось бросить карандаш и сбегать к клеткам, водной из них бобры что-то слишком расшумелись. Оказалось — драка. Самец и самка, посаженные вместе только перед отправкой, сейчас, взбудораженные близостью реки и других бобров, вцепились друг в друга. Разнял их при помощи деревянной лопаты и разделил сетчатой перегородкой…)
11 сентября. 12 часов. Пишу, лежа на клетках с бобрами. Клетки стоят в три ряда в большой лодке. Постелив сверху палатку и телогрейку, можно удобно лечь, заносить в дневник сведения о водоеме, свои наблюдения. Гребцы медленно, сильными рывками, не торопясь, гонят лодку вверх по реке, течение не очень сильное, движемся довольно быстро. С утра и я порядком потрудился вместе с рабочими, но сейчас мы достигли участка водоема, пригодного для жизни бобров; надо составить о нем полное представление, описать по определенной схеме.
Речка (она называется довольно странно — Агитка) мне нравится. Она не очень широкая, но глубина почти везде не меньше 2–3 метров; узких участков с быстрым течением почти нет. Много водных растений, которые бобры поедают с большим удовольствием: кубышка, кувшинка, различные рдесты. Но особенно хороши осиновые заросли по берегам Агитки; стройные зеленокорые осинки стоят плотно, густо, теснят друг друга. Душа радуется за бобров — столько хорошего корма найдут они здесь. Высокие берега, довольно круто спускающиеся к воде, очень удобны для устройства нор…
15 часов. Час назад встретили первый залом — типичную принадлежность глухих сибирских и северных лесных рек. Поперек всего русла лежат наваленные беспорядочными грудами стволы деревьев, принесенные сюда течением. На многолетних завалах (есть и такие) образовались сплавины, выросли травы — целый плавучий бастион на пути путешественников. Этот участок Агитки довольно часто посещается местными жителями, поэтому в заломе у берега проделан узкий проход для их маленьких лодочек. Но наши огромные, по здешним масштабам, лодки сразу же застряли. Пришлось браться за топоры и пилы. В тесноте, среди стволов и сучьев, работать одновременно могло не больше четырех человек. Поэтому я взял спиннинг, прошел немного вперед по берегу и сделал несколько забросов. С третьего заброса под корягами, в глубоком омутке, блесну схватила щука. Затем почти одна за другой еще три, стандартные, весом около полутора килограммов каждая. Две сошли с блесны, причем одна здоровая. Ловить стало скучно. Подошла пробившаяся через залом лодка, и мы поехали дальше.
Вечер. Вновь все дневные дела позади, вновь я у костра, посреди нашего небольшого, мирно спящего лагеря, но писать трудно: ломят плечи, саднит рука, ободранная вовремя форсирования очередного залома. Четыре препятствия одолели мы сегодня, но старожилы говорят, что это только начало. Завтра, когда мы достигнем притока Агитки реки Большой Ик, начнется настоящая целина: по Ику никто не ездит.
Сегодня начались неприятности. Два молодых бобра, не выдержав многодневной дороги, пали. Еще двух, очень слабых, мы выпустили в большой тихий затон по левой стороне Агитки. Хоть небольшой, но шанс на то, что бедняги на воле оправятся, выживут…
На ужин была уха; вдвоем с Владимиром (местный охотовед) мы за полчаса натаскали еще 7 щук. С усталости аппетита почти не было. Но, однако, спать, спать…
13 сентября. Первый день невероятно трудной дороги по Большому Ику позади. Вчера было не до записей; пробирались через бесконечные завалы, рыли временные норы для выпускаемых зверей (выпустили еще три пары из числа ослабевших). Под вечер, разбирая завал, я и двое рабочих упали в воду. Подвела сгнившая верхушка осины, на которую мы неосторожно встали втроем. Мне повезло: уцепился за сук и намок только по пояс, а ребята приняли настоящую ванну, да еще такую холодную. Пришлось на час раньше положенного делать остановку, сушить вымокшую одежду.
Большой Ик — любопытная речушка. В первый раз мне приходится плыть там, где ни разу до этого не проходила ни одна лодка. Ширина русла — около десятка метров, но кустарники, свешивающиеся над водой, крадут у реки еще пару метров. Поэтому наши весла то и дело цепляются за берега и кусты. По правобережью часто встречаются большие поляны, покрытые высокими, по грудь человека, травами. Лужайки эти совершенно девственны, лишь иногда медвежьи да лосиные тропы, рассекая густой травостой, выходят к воде.
Заломы встречались через каждые 200–300 метров. Они здесь не такие мощные, как на Агитке, поток весенних вод слабее и не может стащить в одно место крупные деревья. Но многочисленность этих препятствий, необходимость растаскивать их почти до основания — иначе не пройдут лодки — чуть не ввергли нас в уныние. Адская работа. Ползли как черепахи.
Наконец-то старший группы приказал начать плановый выпуск бобров. За вторую половину дня дали свободу еще четырем парам узников. Один зверь пал. Да-a, трудно дается бобрам такая долгая дорога. Вагон (если не считать жары) и лодка — еще полбеды, а перевозка на автомашинах может совсем доконать.
Ведь выгрузившись в Тюмени, мы сутки ехали на машинах до Тобольска, а затем, уже по совершенно немыслимой грунтовой дороге, — до Вагая и дальше — к берегу Агитки. Клетки подскакивали на ухабах, машины ревели, преодолевая заполненные жидкой грязью колдобины… По реке бобрам совсем роскошно ехать, не то что по грунтовой дороге.
14 сентября. В месте слияния трех небольших речушек наш Ик стал совсем узким, лодки не могли идти дальше. Говоря откровенно, нас это не очень опечалило, потому что последний километр экспедиция прокладывала не меньше двух часов. Да и место, которого мы достигли, удобно для наших целей: по сходящимся сюда речушкам можно достаточно широко разбросать наших четвероногих пассажиров, развезти их на маленьких лодках-долбленках, которые до сих пор тащились за нами на буксире. До остановки успели выпустить еще 8 зверей; теперь у нас остался 21 бобр.