Язык пламени лизнул щеку талоса.
— Пароль. Фетида. К подвалу под подвалом…
Внутри него что-то взорвалось.
— Назад! — без необходимости крикнул Гагарка. Они не успели далеко убежать, а огонь уже скрыл огромное металлическое лицо.
— Кранты! Пошел на дно! — Плотва шел даже медленнее Гагарки, который едва ковылял на подкашивающихся ногах; он с детства не чувствовал себя так хреново.
Вторая приглушенная вспышка, потом тишина, только шипело пламя. Кремень, который шел вровень с Гагаркой, на мгновение остановился и подобрал карабин.
— Спящего, — радостно сказал он. — Видишь, как сверкает ствольная коробка? Скорее всего, из него никогда не стреляли. Я не могу пойти за моим, потому как должен присматривать за тобой. Из своего я стрелял пять тысяч раз. — Он приставил приклад к плечу и прицелился.
Орев каркнул.
— Поосторожнее! — сказал Гагарка. — Могешь попасть в Сиськи.
— На предохранителе. — Кремень опустил ружье. — Ты знал ее раньше, а?
Гагарка кивнул и пошел медленнее, давая возможность Плотве догнать себя.
— С весны, вроде бы.
— У меня тоже была девушка, однажды, — сказал ему Кремень. — Она была горничной, но ты бы никогда не догадался об этом, глядя на нее. Красивая, как картинка.
Гагарка кивнул:
— И что случилось?
— Меня отправили в резерв. Я заснул, а когда проснулся, меня отправили за город. Могет быть, я должен был поискать Моли. — Он пожал плечами. — Только я думаю, что она нашла себе кого-нибудь другого. Как они все.
— Ты еще найдешь себе кого-нибудь, — уверил его Гагарка. — Если захочешь. — Он остановился и посмотрел назад; талос был еще виден, но казался очень далеким: точка оранжевого огня, не больше ближайшего огонька.
— Ты мог быть уже дохлым, — сказал он. — Что, если бы патера не починил тебя?
Кремень тряхнул головой:
— Мне никогда не расплатиться с ним. На самом деле я не могу даже показать, как сильно люблю его. Мы не умеем плакать. Знаешь об этом?
— Бедн вещь! — потрясенно каркнул Орев.
— Ты тоже не можешь плакать, приятель, — сказал ему Гагарка.
— Птица кричать!
— Вы, недоумки, всегда говорите о том, какие мы, хэмы, хорошие, — продолжал Кремень. — «Хорошие» означает, что нам не нужна еда, и мы способны быть на службе семьдесят четыре часа, а то и все сто двадцать подряд. «Хороший» означает, что ты можешь проспать все изменения Витка и выучить все новое, что появилось. «Хороший» означает семь-восемь медных на каждую женщину. Хочешь попробовать?
— Хрен, нет!
Плотва схватился за руку Гагарки:
— Спасибочки, что подождал.
Гагарка стряхнул его.
— Я сам не могу идти так быстро.
— Я мог бы понести вас обоих, — намного веселее сказал Кремень, — но не обязан. Да и патере это не понравится.
Плотва усмехнулся, обнажив темную дыру на месте двух отсутствующих зубов.
— Мамочка, не бросай меня одну на палубе!
Гагарка хихикнул.
— У него самые хорошие намерения, — уверил их Кремень. — Он заботится обо мне. Вот почему я умру за него.
Гагарка подавил первую мысль и вместо этого сказал:
— А ты не вспоминаешь твою старую банду? Других солдат?
— Конечно, вспоминаю. Только патера идет первым.
Гагарка кивнул.
— Ты должен рассмотреть всю структуру. Нашим высшим командиром должен быть кальде. Это одно из наших основных указаний. Только сейчас его нет, и это означает, что все мы влипли. Никто не имеет право отдавать приказ, только мы все равно так делаем, чтобы сохранить бригаду. Песок — мой сержант, сечешь?
— Угу.
— А Шифер и Сланец — рядовые в нашем отделении. Он приказывает мне, и я приказываю им. И они отвечают: «Есть, капрал. Будет сделано». Но мы все чувствуем, что это неправильно.
— Дев ждать? — поинтересовался Орев, глядя на далекую голую спину Синель.
— Раньше или позже, — сказал ему Гагарка. — Обнюхай свою челюсть. Это интереснее.
— Возьмем вчера, — продолжал Кремень. — Я присматривал за пленным. Началась паника, я пытался урегулировать ситуацию, и он сбежал. Если бы все было как положено, я бы потерял нашивки, сечешь? Только нет, я просто получил втык от Песка и двойной от майора. Почему?
Он наставил палец размером с курительную трубку на Гагарку, который покачал головой.
— Я скажу тебе. Потому как они оба знают, что Песок не уполномочен отдавать мне приказы, и я мог бы сказать ему бе-бе, если б захотел.
— Бе-бе? — Орев с недоумением посмотрел на Кремня.
— Хочешь прямой винт? Я чувствовал себя довольно паршиво, когда это произошло, но все стало совсем невмоготу, хоть помирай, когда я поговорил с ними. Не из-за того, что они сказали. Я слышал все это столько раз, что сам могу пропеть. Потому как они не сорвали с меня нашивки. Никогда не думал, что скажу такое, но так оно и есть. Они могли бы это сделать, но не сделали, потому как знали, что у них нет полномочий от кальде. Я до сих пор думаю, что, хотя они не сказали мне снять их, я должен был бы снять нашивки сам. Только от этого они бы почувствовали себя еще хуже.