— Нам бы… добраться до того бассейна снаружи. Что-то мне не очень хорошо.
— У тебя кровотечение?
— Нет. Подо мной сухо. Просто как-то нехорошо. Я ударилась головой. И ещё тварь эта… чувствую, что сломала мне что-то, кроме руки. Но шевелиться пока могу.
— Держись. Доспеху скоро снова заработает, и мы выберемся отсюда.
***
— Что там вообще случилось? — Дукан кашлянул и снова выбрался к ним.
Кальдур сбросил с себя остатки полудрёмы. Его тело окоченело, и он едва удержал совершенно безобразный и полный мучения стон от боли, которая теперь гудела по всему его телу.
— Розари была права, — процедил он сквозь зубы и надавил себе на колено руками, от давления оно не так болело. — Мы нашли Её убежище. Сначала там была какая-то колдовская метель, которая всё не кончалась. Не знаю, сколько мы шли, но не будь мы в доспехах — погибли бы точно, просто устали бы и замёрзли. Да и спасло то, что Розари знала куда идти. Чувствовала. Там даже солнце не заходит, никак не сориентироваться. Защитные чары или вроде того. Вышли к башне. Никогда не слышал о таком месте. Она укрывалась там. Внутри и снаружи были наиры. Госпожу сковали цепями и затащили в портал. Алазам хотел убить нас, но отдал эту честь Скорби. Наверное, он узнал меня и захотел доделать работу.
— Понятно. Хорошо, хоть живы остались. Так и не удалось причинить ему вреда?
— Удалось. Только он тут же поправил все повреждения. Это даже не сила доспеха или бледное колдовство — он словно отменил, всё что я ему сделал, будто я к нему и не прикасался. И даже не устал ни от этого, ни от битвы с нами обоими. А мы сражались в полную силу... М-да. Мы не убежали, если честно. Он дал нам уйти.
— Зачем?
— Наверное, чтобы увидеть наш страх. И беспомощность. Не знаю...
— М-да, — слов у Дукана не было.
— А что было здесь?
— Я научился выживать в темноте. Но вода кончилась, и мы бы вряд ли протянули ещё несколько дней. Я думал, что вы уже не вернётесь. Но верил.
— Мы вернулись ни с чем.
— Но вернулись. Живыми. А это уже что-то. Я и не думал, что тут что-то будет даваться легко, парень. Тут меня не удивить. И даже не расстроить.
— Я бы хотел скорее выбраться из этой могилы, — пробормотал Кальдур, в бессчётный раз призывая доспех и пытаясь разглядеть хоть что-то в темноте. — Ты нашёл что-нибудь полезное тут?
— В полной-то темноте? Нет. Если тут что-то было кроме отёсанного камня — оно давно истлело, парень. Те, кто рисовал эти весёлые картинки и вычерчивал символы… они вряд ли что-то знали, кроме любви к Госпоже, которая нам сейчас… ну… вряд ли поможет.
— И что дальше? — спросил темноту Кальдур, ответа не последовало.
***
…Звали его Теобольд и жил он в дни Третьей Битвы.
Кланялся Госпоже, глядя в глаза, и Она ему кланялась. Ибо осталось их всего сотня и сражались они все вместе, как один, плечом к плечу, братья и сестры. В те дни и Госпожа, и слуги Её и их враги были смертными и лишёнными всякой магии и сил. Меч на меч, сталь на сталь, усталость против усталости. Были у них лишь кони, что не ведали страха и несли их на врага, и прошли все вместе они сотню битв за каждое место, где жили тогда люди.
Упал Теобольд тогда с своего коня в узком ущелье, в котором надеялись они скрыться от погони и удара тысячной конницы. Хотел спрятаться и выжить, но понял, что тогда остальные не спрячутся и не выживут. Крикнул и побежал на склон, уводя за собой. Хотел лишь увидеть Её Светлый Лик, хотя бы ещё раз.
И увидел.
Вернулась за ним и ударила в спину. Сотня против тысячи в тесной ловушке. Вышли оттуда всего трое, но не он. Она закрыла ему глаза своей рукой. После того, как он увидел, что Она рядом.
…Звали её Хэнуа.
Было ей двадцать четыре, когда темники сожгли её деревню и увели всех её жителей в плен. Там, из мести, она сожгла их припасы, выбравшись ночью из своей клетки, и обрекла их на голодную смерть зимой в чужом краю. Долго над ней издевались, когда поймали, старалась она не кричать под руками своих мучителей и встретить свою судьбу полной достоинства, так чтобы они испугались того, насколько нет в ней страха. На рассвете вывели её к родным, хотели повешать в назидание, но так она улыбалась своим мучителям, что они дрогнули, накинулись на неё и закололи на месте, словно дикие звери.
Когда она уходила, когда боль угасла в её переломанном и израненном теле, когда она уже не могла свершить новый вдох, Госпожа услышала её зов, оставила своё тело и лично пришла, чтоб проводить её в своё Царство. И поклонилась ей.
...Звали его Воларом и родился он без языка и ладони правой руки. Был изгоем в своей деревне, мог общаться жестами, да не с кем было. Жил в полуразрушенном доме, оставшимся после ранней смерти матери. В его шестнадцатую зиму, после Битвы Пятой, в деревню к ним пришли темники, избили всех, ограбили, пожгли дома и просили проводника, чтобы бежать домой. Под крики злобы своих же соседей вызвался Волар.