— Как наша чистейшая дева? Заходил ты к ней сегодня, знаю.
— А чего она?
— Ей теперь, похоже, одной лямку тащить. А ранение у неё было… словами не передать. Не думал, что после такого выжить можно. Не сломается она от таких испытаний?
— Как сломается, так и починиться, Воким, — соврал ему Дукан. — Избранная она, понимаешь? Лучше неё не было никого.
— Это я и хотел услышать… Я отослал весточку Улану, ещё вчера. Передал ему в зашифрованном виде суть нашего разговора. И о том, что кайрам у нас теперь только один. Одна. Пускай думает, что с этим можно сделать. Надо как-то убрать всех этим чудищ с пути моих парней. Они же им ни черта сделать не могут.
— У Улана есть кое-какие планы, — важно ответил Дукан. — Какие — он тебе сам расскажет, если у него получиться. Но он уже давно работает над твоим вопросом. И может быть, у него чего и выйдет толкового.
Воким просиял и хищно улыбнулся.
— Надежда — в наше время вещь очень опасная, но я пожалуй со всей ответственностью и буйным желанием упаду к ней в объятья
— Офицеришку, которого мы с Розари добыли до схватки, не пырнули ещё?
— Не. Тебя дожидается, как и договаривались. В яму пока посадили, хотя что-то душа моя чует, что ему там как дома. Только не думаю, что он тебе толкового чего скажет.
— А вот это мы уже посмотрим. Скоро.
***
— Ты стала какой-то другой, Анижа. Сама не своя.
Она вновь осматривала и перебинтовывала его раны, спокойно и сосредоточенно делала свою работу, было не похоже, что её что-то тяготит.
— Просто приняла всё это. В ночь битвы я могла погибнуть. Когда всё началось, я побежала к раненым. Хотела их защитить, думаю. Как только сама не понимаю? Ну и накликала. В платку вошло порождение Мрака. Ему пришлось пригибаться под низким потолком, оно шло прямо на меня, чуяло меня. Кошмарное, конечно, создание. Даже не представляла, что такое вообще существовать. Я лишь успела закрыть собой юношу, которого спасла недавно, очень хотела, чтобы он выжил. Чудовище бросилось ко мне, я упала вниз, и вдруг оно в ужасе отпрыгнуло назад, будто увидело нечто опасное. Может, быть Воды Оточ, которые были в том парне… Я не знаю. Так или иначе, Госпожа защитила меня. И теперь я понимаю, что уйду, когда настанет моё время.
— Ты скорбишь по нему?
Она на секунду остановилась, но продолжила спокойно забинтовывать его руку.
— Незачем скорбеть по нему. Он умер так, что оплатил свой долг. И в конце всего этого я встречусь с ним по ту сторону Врат.
***
— Ну?! Чего пялишься?! — крикнула Розари.
Он не смотрел. Отвернулся и не видел всю сцену, как ей помогают справлять нужду прямо на кровати. То страшное, чего избежал он сам. Он остался не для того, чтобы смотреть, не для того, чтобы смутить или опозорить её. А как боевой товарищ, который разделяет с ней страшное.
— Как только я приду в себя — темники за всё заплатят! Я из голов сложу гору, ещё выше горы Ногх, и спрыгну с неё на Небесный Дворец! Ублюдки сраные!
Он молчал. Всё равно не было слов, способных утешить её или забрать от неё всё плохое. Ей нужно было излить это, хотя бы так, на словах и выкриках. На слезах и всхлипах.
— Нет разницы, каково испытание, если у тебя есть долг терпеть его.
Он не повернулся к ней, зная, что ей будет тяжёло смотреть на него. Кинул ей бурдюк с вином, услышал как она тихо ругается, но делает несколько глотков. Дыра в её животе зарастала неплохо, но чтобы процесс шёл быстрее, ей нужно было лежать смирно. А это убивало её куда жестче, чем все колдовские твари вместе взятые.
Дукан захаживал к ней при любой возможности, только бы она не сорвалась с цепи. Не давал ей оставаться наедине с собой и своими мыслями, стойко выдерживая поток оскорблений и гнева и в свою сторону.
— Почему я не сдохла, старик? — устало пожаловалась она. — Какой кошмар всё это.
— Кошмарно было бы зарыть тебя в землю, доченька. Мёртвую и холодную. А так… ещё послужим Ей.
— Много-то от нас пользы…
— По капелькам с гор Явор собирается. Заберём мы ещё своё. Не зря выжили.
***
— Ну, сладенький? Помнишь меня?
Дукан чувствовал себя скверно, но уже мог стоять и ходить достаточно хорошо, чтобы спуститься в яму и проведать пленника.
Судя по форме и знакам отличия — это был сотник, но какого-то особого отряда, эмблему которого Дукан не узнал. Сотник даже не посмотрел на него и сделал вид, что не понимает чужую речь. Дукан поставил стул напротив связанного паренька, и осторожно сел.
— Я в этом деле не первый десяток лет, приятель. Знаю, что вас учат нашему языку, чтобы вы тут чувствовали себя как дома. Ты меня понимаешь, но ещё не понял, что тут вообще происходит. Ребята снаружи запутали уже с сотню твоих приятелей разных мастей. Ведут себя как дикие звери, а чего поделать — вы им столько крови выпили, что они уже в вас и начинают превращаться... Я же другой породы. Я из Тайной Службы короны. Меня учили делать разные вещи с людьми. Я не мясник, а неторопливый и искушённый художник. А тебя учили браваде и верности. Только вот, как офицер офицеру могу тебе сразу сказать, что ты своей бравадой, как и кровью, подотрешься. Ломаются все. Вопрос в том, сколько времени я захочу ломать тебя. Я немного расстроен потерей друга и пока не готов к походам, так что времени у меня просто завались.