Девушка заплакала только сильнее. Раздался звук пощёчины, треск одежды и ещё более грубый голос.
— Ты опять хочешь, чтобы тебя поучили уму-разуму? Мы госпожу-то послушали, знаешь ли, на части тебя не рвём, чередуемся, отдохнуть даём, заботимся о тебе. А ты вот так вот ведешь себя. Можем и по плохому снова. Хочешь?
От последующих звуков Кальдуру стало противно. Приятное чувство испарилось, ему стало удивительно сухо внутри, и его снова захватила ярость. Он призвал доспех.
***
Тени скрыли его.
Изящные бронированные ступни не производили никакого шума. Он шёл быстро, на его пути попались двое часовых, с которыми он расходиться не пожелал. Положил их обезглавленные тела подальше от глаз и продолжил путь.
Он слышал мерзкое хихиканье, пошлые комментарии и подначивание ещё сильнее мучить забитую девушку, слышал её почти беззвучные всхлипывание, и как её слёзы бьются о каменный пол.
Раскалённые от его злобы и жара Серой Тени клинки неспешно вышли из те, почти без сопротивления вошли под кожу того, что стоял ближе всех, и прежде чем тот успел закричать, оборвали его жизнь. Двое других, и третий, что был занят бедной девушкой, непонимающе уставились на странную картинку — их товарищ вдруг поднялся в воздух, задёргался, попытался вырваться, тихо обмяк и был опущен на пол.
Их зрачки только начали расширяться, они только формировали мысли и вопросы, но всё уже происходило слишком быстро. Его доспех был не только ловким, как у Розари, но и очень сильным, пускай и не таким, как Мрачный Колосс. Он вонзил ладонь в грудь, пробил рёбра, схватился за позвоночник и, удерживая несчастного другой рукой, вырвал его наружу. Он просто хотел показать им хотя бы на те жалкие мгновения, что им остались, что такое ужас, что такое неотвратимость, и как меняются знакомые им люди, когда их превращают в фарш.
Второму он снёс голову ударом ноги, а третьего, который едва успел подтянуть вверх портки, он коротко пронзил тонкими лезвиями, выпустив кишки, и тут же ткнул ребром ладони в горло — чтоб не смог закричать. Тот захрипел, не зная за что хвататься — за вмятое горло, через которое он не мог втянуть достаточно воздуха, или за выгадывающие влажные кишки, которые разматывались с каждым его шагом.
Он мягко упал на пол и умирал ещё минуту или две.
Девочка дрожала, вжалась в пол, и боялась поднять голову, не смотрела на то, что происходит, но знала — рядом с ней смерть. Чтобы не пугать её ещё больше, чтобы она не закричала и не побежала, он освободил лицо и своим голосом тихо сказал ей:
— Это я. Кальдур. Не бойся меня. Я тебя не обижу. Я Избранный Госпожи. Я спасу вас всех. Ты должна вернуться на кухню, где вы живёте, запереть дверь изнутри и ждать там, пока всё не кончится. Сможешь?
Он осторожно поднял её с колён и тихонько подтолкнул в сторону коридора.
***
Томмет действительно стрелял отлично и обладал почти не человеческой реакции.
Он стрелял даже не глядя, по наитию, почувствовав, что тень, которую отбрасывал костёр вдруг стала какой-то не такой. Кальдур смахнул арбалетный болт ещё в полёте, словно муху, хотя тот и не был сделан из чёрной руды и не причинил бы ему никакого вреда.
Его попытался прикрыть Гарз, мгновенно выхватив короткий изогнутый клинок и ударив им горизонтально. Охладевший к людскому, и жаждущий проливать кровь, Кальдур специально остановился и подставился под его атаку, чтобы они оба услышали звук. Как клинок скребёт по более прочному материалу, ломается, тупится, и покрывается щербинками. Гарз хотел отпрыгнуть и достать второе оружие, что ему и удалось, только вот Кальдур успел поймать его за руку и отделить её от тела.
О маску Кальдура разбился толстый кинжал, брошенный Томметом, и это дало ему ещё одну секунду, чтобы прожить и увидеть.
— Вот как выглядит кусок мяса, — искажённым голосом пояснил ему Кальдур, закончив с Гарзом.
Лицо Томмета исказилось от ярости и боли за погибшего друга, он бросился вперёд.
— Гори.
Кальдур поднял ладонь перед его лицом, Томмет весь сморщился, словно мумия и упал в языках чёрного и невидимого в ночи пламени.
***
Рассвет он встречал на склоне, то и дело прикладываясь к фляге с кислым вином, снятой с одного из трупов. Утреннее солнце было жарким, слепящим, но от того ещё более приятным.
Не чувствовал ничего. Будто это и не люди были, и даже не темники, а что… что-то никогда не существовавшие и не уродовавшее своим присутствием эту землю.
Стадо лошадей, обретших свободу, уходило в даль, в поисках более зелёной долины и более сытой и спокойной жизни. Кальдуру стало даже немного завидно от того, как просто эти животные могли оставить всё позади, ни о чём не думать и просто жить дальше.