Проходит время. Её лицо зажило, живот округлился, но она всё равно работает тяжёло. Носит воду из далёкого колодца, прибирает дома, кормит скот, ходит в поле. Молодой мужчина пьёт, а когда он пьёт, то девушка старается держаться от него подальше.
У неё на спине знакомые шрамы. Теперь её сторонятся, называют ведьмой, не разговаривают с ней, только показывают пальцами и предпочитают уступать дорогу. Её дом почти пришёл в запустенье, одна она не справляется с хозяйством, голодает, но помочь ей некому.
И вот она возвращается с поля и видит того с приятелями. Пьяного. Он догоняет её, хватает за плечи, трясёт, кричит на неё, обвиняет в чём-то. И бьёт.
В этот раз он остановиться не может. Бьёт её в голову, в спину, в живот, она пытается прикрываться руками, но в ударах слишком много силы и ненависти. Она беззвучно кричит, приятели мужчины сначала смеются, а потом пугаются и пытаются оттащить его.
Она встаёт и, шатаясь, бредёт домой.
Ночью, в одиночестве и муках, она рожает мёртвое дитя. И там, в крови и водах, в ней умирает что-то ещё. Чувствовать, как она чувствовала, она больше не может. Больше не может видеть себя в зеркале, больше не хочет слышать своё имя, больше не хочет жить.
Но она не хочет умирать.
Голая, покрытая кровью и водами, она выходит под ночное небо, и её неспящие соседи, вышедшие из домов на страшные и многочасовые крики, снова шепчутся и указывают на неё пальцами.
Вспышка разрывает темноту, и горящий металл пожирает тело девушки, превращает её в чудовище, пустота внутри неё заполняется болью и яростью, выжигает последнее, что оставалось внутри. Она срывается с места и начинает кровавую жатву.
Кальдур закричал и попытался зажмуриться, но стальные пальцы оттянули его голову и ударили о землю. Она повернула его лицо к себе, придвинулась ближе, вжалась в него, придавила ещё сильнее.
— Ты испытывал к ней отвращение, тебя ранило то, что она делала с людьми, и при этом… ты был рад сам вонзить клинок в её сердце. Напомнить тебе, сколько в тебе было злобы и ненависти, когда ты наносил удар? Напомнить тебе, как приятно и спокойно было ощутить туже самую темноту, что царила в этой девочке?
Тело Серой Тени изменилось, она стала ниже ростом, обрела черты Мерроу, но всё ещё была похожа на отлитую статую. Её голос стал мягче и так же похожим на Мерроу.
— Тебе ведь даже понравилось то, что она с тобой делала.
— Нет… — прохрипел Кальдур, пытаясь вырваться и вздохнуть.
— Да, — Серая Тень прижалась к его тазу, обвила бёдрами, уткнулась своей острой грудью в его грудь. — Ты хотел, что бы она делала это ещё и ещё. Ты хотел её... Ты хотел сам остаться в темноте... Не думать и не чувствовать... Но ты слишком боишься умереть. Ты боялся, что она убьёт тебя, тебе было страшно быть уязвимым и смертным. И поэтому тебе было так легко убить её. Разве эта лёгкость с которой ты вонзил нож в сердце спящей и беззащитной девушки, не делает тебя самого… злым?
— Заткнись…
— Видишь? Даже в тебе, Избранном, темноты так много и так она сильна, что ты способен легко делать страшное и спать по ночам. Но в тебе есть и свет. Ты даже задумался на несколько мгновений, а что если бы у тебя получилось остаться с ней?.. Быть может, ей не хватало такого человека как ты, который бы понимал, что она чувствует как носитель и как человек, которому досталось изрядно. Может быть, будь у неё ты, она бы стала пусть не Избранной, а хорошей девушкой, которая бы полюбила тебя таким, какой ты есть. Со всеми твоими шрамами, внутри и снаружи, которые ты не можешь простить и перестать ненавидеть. Ты бы мог жить с ней. И брать её когда захочешь.
— Заткнись!
— Правда тоже бывает острым клинком, да, Кальдур? И она терзает тебя куда хуже, чем клинок обыкновенный. Но только так можно срезать лишнее. Мы всё очень сложные создания света и тьмы, и мы все совершаем ошибки. Даже Госпожа.
— Отпусти, сука…
— Знал бы ты, маленький щеночек, как Она мучается иногда, от того, что сделала и от того, что сделать не смогла. Будь Её сердце таким же мягким и сделанным из мяса, как у тебя, оно бы давно разорвалось в клочья от того, что Она чувствует и от того, что пришлось пережить Ей. Твои страдания просто не смогут продлиться долго, а Она чувствует всё это веками и этому нет никакого конца.
— Отпусти меня!
— Настало тебе время встретиться с самим собой.