Сводный отстранился, и Кальдур кивнул ему и отвернулся, чтобы не видеть лица . Он пришёл сюда, чтобы заплатить. Он хотел, чтобы его избили до полусмерти, он хотел почувствовать хотя бы толику боли умирающей Хизран и её родных, оставшихся тут без неё. Он надеялся, что это хоть немного облегчит груз, который начинал давить ему на грудь в самый неподходящий момент, который крал его воздух и делал вдохи такими тяжёлыми и полными тревоги.
Но он не получил этого. Груз стал только тяжелее.
— Ну что ж, можете расходиться, — сказал старик громко, обращаясь к толпе. Подождав, пока его команду начнут выполнять, он снова повернулся к Кальдуру. — Ты проделал большой путь, юноша. И пускай встреча была холодной, но закон гостеприимства у нас всё ещё действует. Приглашаю тебя в свой дом. Никто тебя не тронет. Как бы ты не хотел сам. Но и ты не должен нарушать закон гостеприимства. Веди себя прилично, так как бы хотел, чтобы вели себя твои гости.
Вздох дался Кальдуру чуть легче, он нашёл в себе силы посмотреть старику в глаза и кивнул.
***
Дом старейшины расположился на самой окраине. Он не имел двери — только дырявый полог из плотной ткани. Чтобы войти, и Кальдуру, и хозяину дома пришлось пригнуться — такими низкими были потолки. Внутреннее убранство состояло и лежанки прямо на камнях и сырой земле, отделённой небольшой стенкой и формирующей закуток, который язык бы не повернулся назвать спальней, и основной комнаты, в которой не было ничего, кроме низенького столика их трех стёсанных досок и небольших кусочков древнего как сам мир ковра, которые служили вместо стульев. Единственным предметом быта был кувшин, стоявший в центре стола.
— Удивлён? — старик улыбнулся и жестом пригласил Кальдура сесть.
— Честно говоря… да, — Кальдур потёр затылок и в задумчивости сел на кусок тряпки. — Я думал, что уважаемый человек…
— Чтобы быть уважаемым человеком среди горцев нужно думать о душе, а не о теле и низменных желаниях. Я ещё здоров, но уже очень стар. Рано или поздно настанет моё время идти дальше, и я предпочту пройти этот путь налегке. Всё самое дорогое у меня здесь, — старик коснулся виска указательным пальцем, затем приложил раскрытую ладонь к сердцу. — И здесь.
— Это действительно… внушает уважение. Большая часть старейшин… хм… с равнин, стараются нагрести как можно больше, и жить как можно лучше.
— И я их понимаю, — старик рассмеялся. — Но чтобы жить долго и счастливо нужно себя хотя бы в чём-то ограничивать.
Раздался глухой стук по косяку входной «двери», полог отошёл в сторону, и, пригнувшись, внутрь зашла женщина. Молча, она поставила на стол поднос, на котором была кружка, котелок, две миски и две ложки. Староста поблагодарил её кивком, она поклонилась и вышла.
— Я их не прошу, но они всё равно заботятся обо мне. Даже слишком хорошо. Что ж, юноша, — старейшина, подул на пальцы и ловким жестом открыл ещё горячий котелок. — Угощайтесь и не стесняйтесь, будьте моим гостем.
Желудок отозвался на запах пищи жалобным урчанием, Кальдур отринул смущение, перегнулся через стол, зачерпнул, не стесняясь, ложкой побольше, наполнил миску и стал сосредоточенно поглощать её содержимое. Старик при виде его аппетита только больше заулыбался, сел напротив и положил себе из котелка буквально две ложки, есть не спешил, смаковал и смотрел на Кальдура. Густое варево из зерна и тонких кусочков сладковатого мяса насыщало очень хорошо, было пресным, но от того не теряло вкуса... либо он слишком соскучился по нормальной еде. После трапезы Кальдур вздохнул блаженно, почти мгновенно осоловел и чудом удержался от того, чтобы не начать облизывать миску.
— Спасибо.
— Не за что, юноша.
Полог снова открылся, вошла женщина и поставила на стол поднос с ещё парящим чайником и двумя кружками. Старик поблагодарил её кивком и улыбкой, она расставила чашки, высыпала в каждую по горсти травы из небольшого мешочка, залила кипятком, и ушла. Крепкий и терпкий аромат трав заполнил пространство хижины, заставив осоловевшего Кальдура проморгаться и поморщиться.
Вкус был ещё более странным — отдавал деревом, мятой, пряности и вызывал странное чувство покалывания на языке и в горле. Сонливость как рукой сняло, дышать стало легче и приятнее. И Кальдур, подражая старику, застыл склонившись над горячей кружкой, зажатой в ладонях, и просто вдыхал аромат, время от времени делая небольшой глоток, и думая о своём.
— Чашка хорошего чая из горных трав и плотный обед могут поправить многое, — подал голос старейшина.
— Вы очень добры, — Кальдур поставил чашку на стол и поёрзал на месте. — А я доставил вам только горе и неприятности.