Прочь с Её Дворца, нарушитель.
Золотые и чёрные капли его брони стекают вниз ручьём. Он на коленях и без сил. Больше не может помочь ничем, но всё ещё слышит предсмертные крики своих братьев и сестёр, треск светоносного металла и визг зеркан.
Эвриал погиб.
Он больше никогда не увидит его лицо...
Но это уже неважно.
Один за другим защитники Её падают. И сама Она уже не верит в то, что в этой схватке можно победить.
Беги, Госпожа. Беги, пока можешь. Прячься, как солнце за горизонт, чтобы из пучины чернейшей ночи восстать снова...
Будь неотвратимой как новый день.
Беги, пока можешь.
А он не умрёт здесь. Он сделает, что нужно. Вместе с Её Светом, Гибельный Свет так же покинет своих братьев и сестёр.
Потому что так нужно.
Потому он — острейший из клинков Госпожи.
И он ещё найдёт, как воткнуть себя в тело Её врагов.
Виденье 37. Тысяча лиц
Почти тысяча лиц.
Мёртвых, умирающих, раненых, тех, кто будет жить и тех, для кого уже нет никакой надежды.
Им бы слиться в одно, стереться, стать мутным пятном, без каких-либо черт или признаков, но вместо этого кажется, что они все впечатываются в её память раскалённым клеймом, да так там и останутся до самого последнего её дня.
Такая у неё работа. Бороться за жизнь. Спасать. Вытаскивать с того света.
Но она не всегда может выиграть эту схватку. Бывает, что всё что она может, это проводить к Вратам.
Седой мужчина на лежанке спокоен удивительно. Он совершенно буднично, не скрывая радости, делится тем, что прекрасно разменял свою жизнь. Его сын погиб во время тех страшных событий Шестой, а сам он не знал, зачем жил всё это время после, до вот этого самого дня. Пока сам не взял меч и не пошёл в атаку, не отнял жизнь и не расстался со своей. Его сознание очень ясное, взгляд пристальный, лёгкая улыбка на бледных губах. Кажется ему совсем не больно, он вот-вот встанет и пойдёт дальше заниматься своими делами. И с этой улыбкой он вдруг затихает, закрывает глаза и перестаёт дышать.
Что он видит?
И можно ли верить в то, что говорят о том, что наступает после смерти? Тяжёл ли их путь до Её Царства?
Остаётся только надеяться, что нет. Пусть тут Госпожа не властна над всем, но все они идут в Её Царство.
Девушка под соседним навесом, её следующий пациент, не любит смотреть в глаза. Механически принимает пищу и воду, даёт себя осмотреть. Её рана не получена в бою. Просто глупое стечение обстоятельств. Она отвлеклась, отвлёкся возница, и вот телега с двойкой лошадей врезалась ей в спину, повалила её и проехалась по ноге. Такой перелом, что кости уже никак не собрать внутри. Пришлось удалить почти до самого таза.
Она была красавицей, а теперь плачет по ночам. Она думает, что никто уже не возьмёт её замуж. Что её жизнь кончена, и в ней уже не будет ничего хорошего. Она спрашивает, почему ей не дали умереть, зачем так долго латали и выхаживали, но такие вопросы у целителей просто нет ответов, и они стараются пропускать их мимо ушей.
Для каждого есть план Госпожи. Ни одна жизнь не проходит просто так. Если судьба принесла тебе трудности, то будь добр встретиться с ними лицом к лицу, проиграй или победи, сломайся или согнись, но до конца оставайся достойным Её Света и защиты.
До самого конца.
Который вроде бы для всех один, и которого нет никакого смысла бояться.
Но хуже всего дети. Всё бы она могла развидеть и закопать на дне своей памяти, но ни один самый страшный лик порождения Мрака или виденье о наступившем конце всего сущего, не сравниться с тем, что она испытывает при виде мёртвого или умирающего ребёнка.
Как они вообще оказываются на поле боя? Как стрелы, мечи и копья находят их малюсенькие, худенькие тела в гуще битвы? И главное зачем и во имя чего? У кого раз за разом поднимается рука, чтобы калечить их и лишать жизни? Сколько нужно иметь внутри темноты, чтобы сделать такое?..
Поэтому их прозвали темниками?
Великая Госпожа… дай сил сделать как можно больше для всех этих людей, не важно, что внутри них, Твой Свет или Его Темнота, не важно как их зовут, где они родились, кто их воспитал и какой у них оттенок кожи...
И сделай так, чтобы они прозрели.
Сделай так, чтобы они прозрели.
***
Она проснулась от собственного крика.
Покачнулась на стуле, едва не упала и не приложилась лбом о стол. Её лежанка была всего в метре, но она часто просыпалась тут. Нужно было писать, много писать, чтобы не запутаться в ранах и лекарствах, каждого больного и раненного, чтобы не допустить ухудшения или прибавления новой болезни, чтобы командиры хотя бы попытались достать то, что ей нужно. И могла она писать только после того, как закончит все остальные свои бесконечные дела.