Если бы дошло до них, Дукан бы ещё попробовал помолчать.
Проклинал бы себя за это, если бы пережил. Покалеченные руки, ноги, пальцы и внешность остаются с тобой навсегда, их уже особо не поправишь, если нет приятеля-чудотворца, конечно.
И самое забавное — у Дукана был другой выход из всей этой ситуации. Они не тронули запрятанные в одежду драгоценности, не сняли кулон и оставили Ниврока на его запястье. Интересно, сколько людей эта волшебная удавка бы успел убить, прежде чем темники поняли в чём дело? Он бы мог забрать их генерала с этим странным именем, его офицеров, ну или сделать что-то такое... что они уже не забудут.
А мог бы отдать приказ задушить себя. Вряд ли внутри этой штуки есть хоть какая-то подобие личности, которой бы этот приказ не понравился.
Хорошо, что не отдал. Пригодиться для королевы. Хоть какой-то выйдет толк.
Пока одежда сохла прямо на его теле, он, греясь у костра, и потягивая трубку погрузился в свои мысли.
Был когда-то у него сын.
Мало кто знает об этом. Плод его неуёмной и молодой любви с дочерью пекаря. Бастард, особо не нужный ни одной из семей. Девчонка, с которой Дукан немало отмиловался в амбаре, да и её родичи выглядели совершенно нормальными людьми. Будь у них хоть какая-то родословная, отец Дукана быть может и позволил бы им жениться. Ничто не предвещало беды, и даже рождение такого ребёнка никто не воспринял, как нечто неприятное.
Только вот ребёнок был неприятным.
Словно на голову ему осёл наступил или что-то такое случилось. Лишён он был напрочь способности послушаться. Ни розги, ни ремни, ни чего потяжелее, ни разговоры, ни угрозы не помогали ему набраться ума разума.
В тринадцать лет семья пекаря сдала его назад Дебонарам, потому что уже не могла справиться. Юнец начал пить, и если в трезвом уме он был невыносим, то на хмеле превращался в настоящего демона. Его пробовали учить, Дукан в том числе, но то ли все они оказались паршивыми учителями, то ли на мальцы была самая настоящая печать Мрака.
Кончил он плохо.
Был заколот неизвестным за одной Госпоже ведомо какую обиду. Врагов у него было столько, что Дукан даже сейчас, со всем его опытом и знаниями, просто бы не смог найти убийцу.
***
Вернулся он к обеду.
В лагере было уже так много красно-белых, что он даже припомнил городскую ярмарку в Соласе много-много лет назад.
Шатры командиров окружили настолько плотным кольцом стражи, что даже у него хватило ума не пробовать пробраться туда или хотя бы постоять поближе и погреть уши. Не спасла бы даже раздобытая где-нибудь красно-белая форма и каменное лицо, так они были бдительны и подозрительны. От фанатиков и дебилов, набранных с городской стражи, с которыми они столкнулись в столице, не осталось и следа. Жалко конечно, но теперь стоило вести себя предельно осторожно. Не из-за того, что его жизнь была в опасности, а чтобы у него оставалась возможность добраться до жизни королевы, если придётся.
Переговоры длились с обеда до самого вечера, несколько раз в шатёр заносили кувшины и скудную трапезу, несколько раз туда заходили новые чины в красно-белой форме. Разговор был напряжённым, это чувствовалось по лицам стражников и редким выкрикам изнутри шатра. Дукану оставалось только гадать, что там происходит и припоминать свой опыт в подобных встречах.
Когда речь заходит о власти и её делёжке — границы у людей слетают напрочь. Нет сильнее хмеля, способного запудрить голову, и к которому будет тянуть хлеще тяги к воде с попойки. Там бы он смог увидеть её истинное лицо. Лицо безумицы, которая жаждет лишь того, чтобы все вокруг плясали под её дудку, словно марионетки, и уже не готова отказаться от будоражащего чувства всемогущества. Либо глаза усталого человека, который грезит о том, как тяжёлая гора ответственности за чужие жизни и будущее покидает его плечи, хотя бы на секунду, чтобы он мог вздохнуть спокойно... но который понимает, что жизнь истечёт быстрее, чем бремя его власти.
Ноги и спина Дукана уставали несколько раз, и он покидал свой бесполезный "пост" размяться, отлить, перекусить на ходу и утолить жажду. Уже ближе к вечеру охрана шатров расступилась и на белый свет вышел измождённый Воким и хрупкая королева. Позади них столпились офицеры с обоих стороны и по их лица были одинаково напряжёнными и усталыми. Чёрт его пойми куда там зашли эти переговоры.