— Им это точно не нужно, — твёрдо ответил Кальдур, стараясь сам верить своим словам. — Они пока не будут убивать нас.
— Вот чего им дались мои волосы! — Розари всхлипнула и провела рукой по голове. — Они же и так выпадали... Уже были проплешины, как у старых мужчин.
— Волосы отрастут, — Кальдур попытался сказать это небрежно, но вышло скорее грубо.
— Угу, — буркнула Розари и замолкла.
Он понимал, что для неё потерять волосы совсем не то, что для него. Все девушки вели себя в этом вопросе одинаково и берегли их словно какое-то сокровище, доступное им лишь один раз в жизни. Это было странно, но высмеивать это сейчас было бы неправильно. Кальдур пожалёл, что и его не обрили тоже. Может быть так ей было бы полегче.
— Сделаем тебе волосы из их скальпов, — попытался пошутить он. — Когда выберемся отсюда. Стрёмные, конечно, но...
— Не надо, Кальдур, — она шмыгнула носом и отвернулась. — Ты прав. Они отрастут. Не то, что моя рука.
***
Ему снилась битва.
Страшнее тех, что он пережил сам.
Вместо чернейшей ночи — буря красок, разрывающая небеса. Красные, синие, жёлтые, зелёные цвета перемешиваются в гамме от кислотных до тёмных и почти неразличимых.
Небеса бурлят.
Небеса раскалываются и извергают камни, охваченные огнём. Они приближаются медленно, у самой земли разлетаются на осколки, с оглушительным грохотом врезаются в почву, заставляют её стонать, вибрировать и отвергать всё живое, что ещё пытается выжить.
В этом безумии сражаются по крайней мере две стороны. Почти что люди, в причудливых доспехах, с глазами хищников, с острыми зубами и когтями, бесстрашные, сильные и ловкие, словно боги. И их враги — чудовища, настолько отвратительные и несимметричные, что разум отказывается принимать и запоминать их внешний вид.
Кровь льётся рекой.
Буквально.
Всё покрыто телами, из-под них, мелкими ручейками она устремляются вниз, к подножию горы, собирается в мутный, алый поток, густеет, и мерзкой, извивающейся змеёй проваливается под землю.
Там, в холодной, тёмной и мокрой могиле рождается Кальдур. И пьёт это словно материнское молоко.
Он чувствует себя невероятно. Энергия и осознание самого себя прознают его молниями, он почти что всесилен, и вряд ли в этом мире есть что-то достаточно могущественное, чтобы убить его. Его тело не похоже на саблезубых людей или чудовищ, прорывающихся со всех сторон — он хищник на несколько рядов выше. Сотканный из теней и иллюзий, неуязвимый и неуловимый зверь в поисках своей добычи.
И он должен взять своё.
Века сменяют века, а его жатва продолжается.
Он всё крепнет, становится твёрже алмазов, всё больше осязает мир вокруг и самого себя. Чем больше он поглощает саблезубых людей и их многочисленных врагов, тем больше он становится похожим на них. Его мысли и чувства больше не такие резкие, он всё чаще путается в них, всё сильнее испытывает то, что испытывают они. И ему не нравится такая цена могущества.
Он ищёт выход, но никакого выхода нет. Потому что таков порядок вещей. Сильные поедают слабых и становятся только сильнее. Во всяком случае так должно быть, если он всё понял правильно. А с последствиями своей диеты он разберётся позже. Его развитие и созревание всё ещё продолжается, и совсем неясно, чем он станет в конце своего пути.
Он думает, что самый сильный.
Пока однажды нечто ещё более непостижимое и твёрдое не выслеживает его в чистом поле, не берёт его за горло золотистыми когтями, и не показывает, что такое настоящая грубая сила.
Их схватка такая чудовищная, что весь остальной мир замирает и прячется.
Впервые он чувствует уколы страха за свою жизнь. Его противник сильнее, пусть и не познал ещё ясность разума и поглощён буйством внутреннего зверя. Он пытается взять его хитростью, но грубая сила берёт верх всё равно.
Он слабеет.
И в миг самый близкий к смерти, где-то у кромки лезвия страха за свою жизнь, он чувствует что-то ещё. Странное и почти неподдающееся описанию, но такое же сильное, как и сама смерть.
Влечение.
Желание.
Страсть.
Голод.
***
— А это что у тебя торчит?
Он проснулся резко, от такого знакомого и родного удара тонким локтем под рёбра. Захрипел, попытался собрать глаза в кучу и на секунду даже испугался за Розари. Она сидела рядом, вся взъерошенная, со странным блеском в глазах, не понятно было, что она задумала и о что у неё внутри, но, по крайней мере, она не дрожала и не выглядела печальной.