Кальдур и забыл какие хлысты быстры. Вроде бы рука ещё двигается, и только-только слышен щелчок, но удар давно уже свершён. На какую-то долю секунды оттенки серого, что он видел в темноте пещеры, перекрылись сплошной темнотой мелькнувшей плети, его покачнуло, и он почувствовал раны, оставленные на металле, будто бы это была его кожа.
Тут же раздали ещё два щелка, голова Кальдура дёрнулась, и он едва не завалился назад. Каждый из ударов оставил на броне глубокие борозды и даже вырвал кое-где куски, почти что обнажил кожу. Но Кальдур всё ещё не был серьёзно ранен. Плеть — это оружие для наказания раба, а не для убийства воина. И ещё какое-то количество таких взмахов он точно выдержит.
Но он не может атаковать в ответ.
Или может? Должен. В войне всегда есть сопутствующие потери, невинные оказавшиеся не в том месте, беспомощные старики, перепуганные женщины, плачущие дети...
— Кальдур!
Розари позвала его на пятый или шестой удар, когда он уже опустился на колени и беспомощно прикрывал голову. Он не знал, что ей ответить, а она больше не могла смотреть как его бьют.
Приняла следующий удар на себя, схватила уже оттянувшуюся плеть, потянулась чтобы разрубить её, но тут же выгнулась на месте и изошлась в страшном вопле. По её телу волнами пошла дрожь, всего несколько мгновений, но настолько болезненных, что он почувствовал их каждой клеточкой и своего тела. Боль отпустила её, она так же упала на колени, так и не сумев разжать руку, и тут же завизжала и выгнулась снова.
Ребёнок всё равно погибнет в этой ужасной клетке, пускай и не сегодня, а через несколько дней, но... хотя бы не от руки Кальдура. На нём слишком много крови и так, но он никогда не убивал детей... если убьёт даже потому что должен, и потому что у него нет другого выхода... он просто захлебнётся.
Или они все тут погибнут.
Броня Розари клацнула о камни, когда она упала уже без сознания. Плеть Стыда безвольно обвисла и прикрыла её сверху... и вдруг дёрнулась, пришла в движение, словно была целым гнездом змей. Обвила её руки, ноги, талию и голову, потащило к мерзкой собачьей пасти.
— Что ты делаешь? — слабым голосом, почти не разжимая губ, пробормотал Кальдур. — Что ты делаешь?
Он попытался встать, но ноги его и всё тело вдруг стало ватными, будто он сражался день и ночь, и устал так сильно, что уже чувствовал дыхание приближающейся смерти на своём затылке. С неимоверным трудом он оторвался от земли и пошатываясь пошёл вперёд.
Безвольное тело Розари взмыло в воздух. Стыд отбросил свою плеть и принялся вертеть и разглядывать свою новую игрушку.
— Не смей, — прохрипел Кальдур.
Из собачьей пасти показался длинный язык, попробовал металлическую кожу вкус, и затем, не стесняясь, устремился от её пяток до груди, прошёлся несколько раз туда-сюда и остановился между её ног.
— Я убью тебя.
Кальдур собрал свою волю в кулак, пробежал разделившие их шаги, призвал лезвие из своего запястья и попытался отсечь держащую Розари ладонь. Стыд отпустил хватку на какое-то мгновение, громадная ладонь мелькнула в воздухе, не особо уступая плети в скорости, и Кальдур отлетел кубарем к одной из стен.
Тут же перекатился на живот, попытался встать, уперевшись руками о камни, но они предательски задрожали и не выдержали его веса.
Он плакал внутри, звал Серую Тень, молил Госпожу, чтобы ему дали сил вырвать Розари из лап этого монстра, но чувствовал только, как силы всё больше утекают от него. Доспех вдруг показался ему слишком тяжёлым, а сам он стал настолько слабым, что больше не мог держать его вес, почувствовал его давление на грудь, и понял, что задыхается.
Это конец. Он умрёт, недооценив своего соперника, так глупо и бесчестно. Но хуже всего, что он не сможет отдать свою жизнь, чтобы спасти Розари. И будет свидетелем того, как умрёт она.
Он захотел задохнутся быстрее. Только чтобы не слышать происходящего. Лишь какая-то его часть снова хотела предать всё и вся и просто сбежать отсюда любым способом. Он представил, как ловит эту часть себя, смыкает пальцы на её горле и топит в озере чёрной злости. Он захрипел и попытался подняться снова.
И тогда что-то внутри позвало его в ответ.
Зов был настолько жёстким и неумолимым, что у Кальдура перехватило дыхание и в следующее мгновение непреодолимая сила подняла его. Нет, он всё ещё не чувствовал себя хорошо, его тело отказывалось держаться, но что-то душило его куда больше, чем касания Чёрного Наира.
Он откуда-то знал с чем это можно сравнить. На ум пришло частое изречение, которое часто ходило от учителя к ученику.