Я не помню, когда это закончилось. В какой именно момент детская игра превратилась во взрослое существование, а радостное предвкушение нового приключения — в мрачную пытку под названием «новый день», который нужно прожить по правилам, не оступиться, выдержать испытание, чтобы к ночи забыться очередным кошмаром, сжавшись внутри в комок неприятия, страха и тревог, в ожидании нового дня мучений.
Сегодня я знаю точно, что не хочу так больше жить.
С какой-то удивительной радостью и лёгкостью я встречаю своё безумие, и даже головная боль, кажется, почти прошла. Я продолжаю преследовать маленькое непонятное существо, затерявшееся в хаосе моей реальности.
В какой-то момент я осознаю, что заплутал в стенах собственной квартиры, а тишина стала оглушительной и болезненной, она ранит меня. Я начинаю понимать, что ничего этого нет, а вся утренняя суматоха — плод моей опьянённой фантазии, сдобренной литрами некачественного алкоголя.
Перед глазами возникает Наташа: такая нежная, милая, ускользающая, с улыбкой на лице. Её образ тает в белёсой дымке, она не просто уходит от меня: её уже попросту давно нет в моей жизни. Она покинула мою реальность со звонким весёлым смехом, а я даже забыл, когда именно это случилось: неделю назад? Месяц? Год?
Я вдруг с ужасом понимаю, что выпал из объективного мира, перестал быть человеком, что время для меня исчезло, остановилось…
«А жив ли я до сих пор?»
Пульсация в висках — вот ответ на вопрос. Не очень приятный, но всё же утешительный. Потому что, как бы ни было тяжело, покуда мы в этом теле — хотя бы можем воображать, что контролируем реальность. Мы что-то знаем об этой жизни — всегда недостаточно, но довольно, чтобы не слетать с катушек и продолжать существование. Потому что за пределами тела — неизвестность. Там все человеческие правила будут разрушены, и всё, возможно, превратится в хаос — а это действительно страшно.
Пока мой разум пытается ухватить нити ускользающей реальности, моё тело садится в прихожей у дверей и начинает рыдать. Бог его знает, почему… быть может, потому, что в детстве ему не разрешали плакать.
«Ты же мальчик, ты должен быть сильным. Это девочки плачут, а тебе нельзя».
Почему нельзя… девочки — люди, а мы — нет?
Странный, приглушённый смех раздаётся из глубины моей квартиры, но я продолжаю воспринимать его как нечто исходящее из моего нарождающегося безумия, которому я рад… Однако странный озноб касается тела, продолжая с внешней стороны реальности возвращать меня к жизни…
Лёгкое дуновение ветра… мурашки по коже. Я поднимаю взгляд к приоткрытой входной двери и размышляю уже более приземлённо:
«Когда это я выходил из дома и почему не закрыл за собой дверь?»
Вот это уже странно. Я всегда крайне аккуратно отношусь к подобным вещам и даже в состоянии сильной запущенности и алкогольного опьянения не позволяю себе оставить дверь открытой, к тому же у меня не бывает амнезии, и я прекрасно помню, как выходил пару дней назад за вином, купил сразу много, а затем тщательно запирал за доставщиком пиццы… вчера… или позавчера.. время неважно, важен сам факт.
Взгляд мой непроизвольно обращается к замочной скважине. Она странно искорёжена и помята, более того, напоминает бесформенную дыру, удивительным образом похожую на то отверстие, которое представляется мне внутри моей грудной клетки… Кто мог сотворить такое с моим замком, да ещё и так, что я этого не услышал?
Теперь уже более звонкий смех раздаётся откуда-то с кухни, а затем вновь — лёгкий топоток крохотных ножек, маленькая тень мечется в проходе, но в этот момент я вдруг слышу чей-то хриплый болезненный кашель из-за двери.
Моя алкогольная мигрень мало-помалу проходит, и я всё больше начинаю перемещаться из полусонного состояния к привычным ощущениям человеческого существования, и чем больше я к ним возвращаюсь, тем страшнее мне становится: потому что помутнение проходит, а странные галлюцинации — наоборот, как будто становятся ярче, врываются в реальность и сбивают с толку. Так что я, в самом деле сошёл с ума? Есть ли ещё возможность проснуться?
Из-за двери дует сильнее, от потока воздуха она открывается шире с лёгким шорохом, и я как будто различаю негромкие шаги и чьё-то кряхтенье.
Сосед? Ну да, конечно, ничего удивительного: старичок в соседней квартире: ходячий полутруп. Бог знает, сколько ему: такое чувство, что он уже давно должен лежать в могиле, вид у него, мягко говоря, не очень: сгорбленный, болезненный, синюшного цвета кожа, тощий, как скелет, кости будто вылезают наружу, да и вижу я его крайне редко: он никуда не выходит, только порой посыльные приносят ему сумки и коробки: продукты, наверно. Я не знаю наверняка, что там, помню только раз, какие-то ящики оставили у двери, и от них пахло будто конским навозом — да, именно чем-то таким, я ещё подумал тогда: может, он дома выращивает что-то, и ему нужны удобрения?