Когда у Киры отогрелись ножки, она стала мне показывать пальчиком в сторону оврага и говорить, что у неё в овражек скатилась Калечина-Малечина. Что такое Калечина-Малечина, я, по правде сказать – тогда ещё не знал.
– Ну, что ж, пойдём доставать твою Калечину-Малечину... – продолжая держать на руках девочку, я погладил её по голове, и мы с ней отправились к краю овражка, что был рядом с калиткой её дома.
Я крепко держал девочку на руках, когда мы спускались с ней по глубокому рыхлому снегу в неглубокий овражек.
– Ну, вот зе она лезыт, бели...
Я пошарил глазами по белой ровной и блестящей поверхности, но ничего, кроме школьной обломанной деревянной указки там не увидел.
– Да вот зе она... – по-детски картавя, указала она пальчиком на обломок учительского предмета.
– Так вот, какая она твоя Калечина-Малечина? – второй раз за день удивился я.
А пока мы выбирались из овражка, я получил полный инструктаж по пользованию этой штуковиной.
– Вот, сматли, белём Калечину-Малечину и ставим остлиём на пальчик и делжим, а потом приговариваем – Калечина-Малечина, стой вот так до вечера... – позабыв обо всём на свете, рассказывала мне маленькая девчушка.
Суть этой детской игры была с виду проста, она заключалась в том, что бы как можно дольше удержать указку на пальце вертикально. (Кстати, я потом так пробовал делать, но это оказалось совсем непросто).
Мы выбрались из овражка и направились к дому, я уже был готов высказать её родителям всё-то, что о них думаю, приоткрыл калитку, как вдруг на меня забрехал огромный лохматый задиристый пёс, но девочка прямо с моих рук очень быстро его успокоила.
– Замальчи злёбный Гектар (так звали барбоса), а то я сейчас как дам тебе в лоб Калечиной-Малечиной, узнаешь у меня, где раки зимуют...! – погрозила она собаке своим маленьким кулачком.
Местонахождение зимовки раков барбосу, вероятно, было совершенно неинтересно, он перестал лаять, и быстро свернувшись клубком, только и делал, что жалобно поскуливал.
Тут позади меня скрипнула калитка, я обернулся и увидел ещё молодую женщину с какими-то совершенно истерзанными жизнью глазами. Женщина на какое-то мгновение застыла на месте, а потом взяла девочку себе на руки.
Судя по покосившемуся дому, по местами завалившемуся забору, по разбитой двери, можно было сделать совершенно определённые выводы, что эта женщина живёт одна и её материальное благополучие находится на довольно таки низком уровне, а если же выразиться точнее, далеко, далеко за чертой бедности.
– Мамусик, но где ты так долго ходишь? – обняла мать девочка обеими руками. – Я тебя здала, здала, и пошла иглать с Калечиной-Малечиной, но упустила её в овлажек, а вот этот дядя её вытащил – крепко держала она в руках поломанную указку.
– Проходите, проходите, пожалуйста... – вежливо приглашала меня в дом женщина. – Опять ты одна убежала на улицу, я же тебе говорила, сиди дома на печке и жди меня – уже начала было сердиться женщина.
– А я здала, мам, плавда здала, но мне так захотелось поиглать на улице с Калечиной-Малечиной..., ты на меня не сердишься, ма...? – ласково трепала девчушка свою маму за волосы.
– Да не сержусь, горе ты моё... – поцеловала мать девочку.
Я зашел в дом, не спеша, огляделся.... Увиденным – я был просто убит наповал. Такой нищеты я ещё никогда не видел, чему и удивился за этот день в третий раз. Право – не знаю, как в этом доме вообще можно было жить...? Но девочка с матерью как-то в нём жили...
Та женщина оказалась одинокой переселенкой из бывшей союзной республики. Приехали они с девочкой, как говорится, в чем мать родила, все документы у них остались там, где они жили, восстанавливать их было делом долгим и сложным...
Я присел на шатающуюся табуретку, достал свой бумажник, извлёк оттуда денежную купюру хорошего достоинства, которую мне вдруг стало совершенно не жалко, а потом, немного подумав, достал ещё одну и положил на стол.
– Да что вы милый человек, не надо... – от неожиданности накатились слёзы на глаза женщины. – Да чем же мы вам отдавать-то будем...? – не то плакала, не то радовалась она.
– В следующий раз буду проезжать мимо, обязательно к вам загляну, и валенки девочке обязательно купите... – закрывал я за собою двери.
Подходя к машине, я вдруг поймал себя на мысли, что я ещё не совсем разучился удивляться.
Этот случай оставил мрачные воспоминания в моей памяти, он заслужил того, что бы о нём помнили. Создавшееся настроение от всего этого прямиком попало мне в душу, породив всевозможные отзвуки...
Много я повидал в жизни, многое пережил, но этот случай как-то по особенному меня тронул, засев в моей памяти острой, огромной больной занозой.
В феврале проездом из Питера я специально остановился возле этого дома, но его окна оказались забиты.
Андрей Днепровский-Безбашенный.
22 мая 2006 г.