Я был сомнениями нашей матери Ллейан
Блаженны нищие – им будет всё дано,
От них лишь требуются ветошь и лохмотья
Да на ветру облезшие давно
Несчастные кусочки голой плоти.
Блаженны алчущие – их ведёт лишь мысль
О том, чтоб приобресть – они обрещут.
Итог не важен, важен только смысл
Желанное достать из мира трещин.
Блаженны страждущие – их удел страдать,
Им дела нет до тех, кто их счастливей,
Они не знают, жить иль умирать,
Для них и мелкий дождь, что летний ливень.
Блаженны ищущие, ведь для них есть цель
Найти, взглянуть, а после перепрятать.
Пусть даже их корабль осел на мель,
Но отдых будет большею утратой.
Блаженны пришлые – они полны надежд,
Что их когда-то где-нибудь да примут.
Блажен сражающийся – он латает брешь
И не узнает, кто вонзил нож в спину.
Блаженны спящие – они миры творят
И в них исправят жизни недочёты.
Блажен глаголющий – ведь, лучшей из наград
Ему пребудут всех речей подсчёты.
Блажен отрекшийся – он где-то ставит крест
На том, чем жил, с кем был, к чему стремился.
Его стезя – уйти с обжитых мест
И, может, где-то снова отличиться.
Блаженны плачущие – слёзы их предел,
Им нет причины большего бояться.
Блажен не ведающий, тот, кто не у дел,
Ведь он не мыслит, на кого равняться.
Блажен несчастный – он когда-то вдруг
Узнает счастье и поймёт причины.
Блажен живущий – он глядит вокруг
И думает о будущей кончине.
Блажен просящий – он осознаёт,
О чём, кого и как просить возможно.
Блажен убогий – мир ему даёт
Того, что остальным давать не должно.
Блаженны ослепленные – душой
По жизни невредимыми пройдутся.
Блаженны мёртвые – они уйдут в покой,
Но, может быть, когда-нибудь вернутся.
Край монастыря Килдар. Время после полудня. На поваленной половине ствола молодого дерева, приспособленного под скамью, сидят Бригитта и Ллейан. Вдалеке кипит работа, монахи и миряне сооружают новые кельи, кое-где расширяется и перестраивается монастырская ограда.
Бригитта: Долго будем молчать? Может быть, уже начнёшь?
Ллейан (язвительно): Мне кто-то говорил, что боги умеют читать мысли.
Бригитта: Во-первых, ты в нас не веришь, так что не тебе рассуждать, что мы можем, а что нет. Во-вторых, мне лень сейчас читать твои мысли. В-третьих, я – мать-настоятельница этого монастыря, и, покуда ты на моей земле, изволь хоть изредка подчиняться. И так на тебя никакого послушания не возложено – трудишься по желанию. А от твоей кислой физиономии аж скулы порою сводит.
Молчат.
Ллейан: Чьей жизнью я живу? Чьей волей? Своей ли? Сначала отец боялся за наш род и поэтому сослал меня в Каэр Мирддин. Затем Керридвен, которую я в глаза не видела, испугалась за моих детей, поэтому отправила меня сюда. Теперь же кто угодно – ты, Блехерис – решает, что нужно моим детям, где им жить, куда отправиться…
Бригитта: А ты сама знаешь, что нужно твоим детям? Ты вообще знаешь своих детей?
Ллейан: Я же их мать!
Бригитта: Послушай, яжемать, человеческие женщины в твоих летах вроде как поумнее должны быть. Хотя бы казаться. Видимо, ты – как раз то исключение, которое подтверждает существование правил. (Пауза.) Ты хоть поняла на сколь-нибудь, что у тебя не совсем обычные дети? И это ещё мягко сказано. Что ими движет? Что за сила у них внутри? Почему их волнует одно и совсем не волнует другое? Ага, кажется, я попала в тот огромный клубок вопросов и противоречий, который ты даже не пыталась распутать, оставив, как последняя самка, всё на самотёк. Ну, тут уж даже мысли читать не нужно – и так всё на поверхности.
Ллейан: Я верую в Господа нашего и не могу считать…
Бригитта: Не можешь считать, что волшебство твоих детей не от дьявола? Ты хоть видела этого самого дьявола когда-нибудь? А Мирддина с Гвенддид, меня, помощниц моих, на худой конец, видишь каждый день. И нет-нет, да и просквозит кто-нибудь из нас волшебством. Даже Блехерис как бывший друид может многое тебе рассказать и объяснить. Что он, как я понимаю, и делает на твоих исповедях. Только, полагаю, и его слова на тебя никак не действуют. Странно получается: ты знаешь, что у тебя волшебные дети – раз; твой наставник объясняет, как нужно к этому относиться, – два; через Аннуин ты ходила и живых богов видела – три. Но почему-то в упор не хочешь всё это включать в свою нынешнюю жизнь. Кстати, ты уже большую часть своей взрослой поры к сему моменту живёшь именно в такой среде, и всё равно итог один: ты со своей верой отдельно, а реальный мир – отдельно.