– И я так понимаю, – это уже Бригитта, – что именно ты, Мананнан, сын Лира, и послал этого кельпи похитить моих воспитанников, за которых я несу ответственность перед Керридвен.
– Вообще-то, Бригитта, дочь Дагды, я тоже несу перед Керридвен эту ответственность. И вот таким… эм-м-м… оригинальным…
– Хвастун!
– … переполохом решил напомнить тебе, что ты изрядно заигралась в людскую няньку. Причём там, где тебя не чтут так, как должны. И скажи на милость, три ветреные девицы – это надёжная защита для внуков богини? Пока ты налаживаешь быт христиан, двое волшебных детей предоставлены сами себе.
– Ман, не сгущай…
– Как это не сгущать, если мне, наблюдая за плодами твоей неразумности, пришлось присматривать за детворой всё это время, чем я незримо и занимался…
– В кои веки взялся за что-то полезное.
– … А когда твои вертихвостки вконец расслабились, мне, уж прости, пришлось вмешаться и вызвать тебя сюда, чтобы ты хоть ненадолго вспомнила, кто ты есть.
– Я знаю, кто я есть! – тон тёти Бриг шёл на повышение. – И я знаю, что и для чего делаю. Решил кого-то поучить уму-разуму – женись. Или воюй. А меня оставь в покое.
– Спасибо, уже женился. Да так, что до сих пор дольше пары дней землю топтать не могу. И навоевался вдоволь, поэтому уже долго оружие в руки взять брезгую. Но я не об этом…
– Так, об этом и о том – потом. Сперва детям нужно переодеться и обогреться. Поэтому ты идёшь вон туда за их одеждой, а я пока разведу костер. И захвати что-нибудь оттуда поесть, а то после твоей увеселительной прогулки у малышей, небось, аппетит зверский. Да?
– Да! – сказал я. – Сейчас съел бы целого Быка из Куальнге.
Разыгравшееся море слизало обе наши крепости. В следующий раз будем строить подальше от берега.
Я был страхом двух богов
Там, на равнине Маг Слехт, где камни встречают колени,
Кромма Круаха чело принимает кровавую жертву,
В нашем безумии живы те, кто заранее мертвы,
Те, кто и в мире подлунном бродит ненастною тенью.
Когда мы уснули, Мананнан, сын Лира, сказал:
– Я надеюсь, Бриг, ты не оглупела вконец в своей нынешней роли христианской святой, чтобы понять – не забавы ради я пришёл сюда и позвал тебя. Немногие сегодня из числа Детей Неба, Детей Моря и других древних пожелали бы вникнуть в то, что весьма взволновало меня.
Далеко на восходе, я слышал, мудрецы любят рассуждать о совершенстве, о том, что есть нечто идеальное, лучше всего прочего. Я не верю в совершенство. Но я верю в равновесие. Верю в него там, где его не может не быть, и верю в него там, где его нет в помине. И не свет с тьмою, не добро со злом – залог тому равновесию, ибо что такое свет, когда ты о нём не ведаешь? А то, что было тьмою в дни появления этого мира, – тьма ли сейчас? Ну да будет нам говорить об очевидном. Давай о деле.
На заре нашей юности он уже был давно. На заре прихода Фир Болг в Эрин и Придайн он уже был давно. И всем нам казалось, что старше него лишь великая Дану, прародительница наша. А самые могучие из древних всегда сторонились его, ибо грань разума и безумия слишком тонка, а кое-где её и нет вовсе. И стоял за этой гранью – там, где она была, – именно он.
Помнишь историю с тем человеческим ригом, который, стремясь к полной власти в Эрине, явился к его каменно-золотому изваянию, что на Маг Слехт, Равнине Поклонения, принести жертву ему, чтобы заручиться его силой? Помнишь, что стало с оным ригом и со всеми, кто пришёл туда вместе с ним? ОН ответил на просьбу, и сила ЕГО пришла… Их разорванная собственными руками плоть, их выпущенная собственными клинками кровь, их растёкшиеся по двенадцати алтарям мозги, ибо черепа их раскололись, не в силах выдержать иступлённое битье о камни, – всё это уж давно поросло травой и мхом. Но помнить об этом будут ещё очень долго. И мы, и люди. Мы падём и вновь возродимся, а о кровавых жертвах Кривому Горбуну и о безумии, охватившем рига Тигернаха и ближних его, будут помнить, и пересказывать, и переписывать хоть римскими, хоть иными буквами на сотнях языков, о коих ещё не знает мир.
Бригитта ответила:
– Только делать это будут – если найдётся, кому – не только из-за напасти, что постигла тех несчастных. Вспомним и о другой причине. Каменно-золотой идол Горбуна на Равнине Поклонения опрокинул навзничь этот безумный гордец Патрикей. Ведь именно Безумие было скрыто от мира тем, чьи имена – Кромм Круах, Кромм Дув. Кривой Горбун. Темный Горбун. Горбатая Кривая Тьма! Патрикей догадывался, кто я, и считал, что раз уж дочь самого Дагды переродилась и пришла к нему в послушание, то все мы, древние, склонились перед ним. Один лишь Кромм, решил Патрикей, мешает ему воцарить Христа над Эрином.