Я уговаривала его. Долго уговаривала. Просила, умоляла, падала на колени, билась почти в припадке… Никогда не прощу ему этого унижения! Проклятый священник был непреклонен. И казалось, Кромм, слыша нас, питал своим безумием обоих: Патрикея – безумием гордыни, меня – безумием того ужаса, что я предчувствовала. Тот дикий нескончаемый ужас, который обуял меня тогда, помешал мне остановить Патрикея, убить его, в конце концов.
И вот проклятый епископ срыл Кромма Круаха. С крестами, молитвами, хоругвями, святой водой и сонмом прихлебателей-фанатиков. По приказу Патрикея десятки христиан повалили идол Горбуна навзничь и принялись распевать латинские псалмы. Патрикей, конечно же, всех уговорил рассказывать другим, что идол упал сам, едва его облили святой водой и поразила молния с небес. Это ложь во благо веры, сказал им Патрикей. Кто бы мог подумать раньше, что веровать можно и во лжи!
Они вернулись с Маг Слехт, и Патрикей вроде бы оставался таким, как прежде. Но… с новым блеском в глазах. И это был блеск самого тёмного, глубинного безумия. Того безумия, что пришло в наш мир из-за черты, которую Горбун больше не охранял. Христиане славили сей, как они говорили, великий подвиг веры, и, когда Патрикей, выжранный своим безумием, умер, все были свято уверены: скончался он лишь потому, что до конца выполнил свой долг перед Йессу Гристом. И отправились крушить другие изваяния Горбуна по всему Эрину и Придайну.
Мананнан сказал:
– Только никакого мора, никакого падежа скота, наводнений, бурь и прочая – ничего этого не было. Ибо мгновенная жертва как дань могучему противостоянию была бы принесена, продолжай люди чтить нас, древних. Тогда холмы раскрылись бы, и на пути Безумия Кромма, что стократ страшнее Рима, нашлось бы кому встать. Сила против силы. Да, с последствиями, но, уверен, бой был бы выигран. И мнится мне, Горбун только и ждал того, что его идолов кто-нибудь да начнет крушить, раскалывать на части, сбрасывать в реки и моря. Уж не знаю, кто и как, но когда-то давно Горбуна… наверное, уговорили, убедили, заставили, на худой конец, – одним словом, он сковал себя своими изваяниями, оградив мир от безумия, от того безумия, которое вне Аннуина, вне мира людей, вне Неба и вне Моря. Но которое сметёт всё это, дай лишь волю.
И вот эту волю Кромму дал Патрикей. Безумие выходит наружу через людей. Сперва незаметно, судя по всему, не так явно, как в случае твоего священника, нашей теперь уж общей головной боли. Сперва нет ни блеска в глазах, ни светопреставления – ничего. Медленный яд. А потом…
Я был в Придайне эти несколько зим. Я, презрев страхи прошлого, ходил в глубь острова. Там больше нет ни одного идола Горбуна. Я думал, что Артоса-Медведя погубила заурядная междоусобица. И ошибся. Четыре с половиной года ошибался. Вледиги людей Придайна, утратив веру в нас, лишившись своей извечной опоры, тонут в топях веры в Йессу Гриста, не понимая, кто он, зачем он, откуда, что такое грех, Страшный суд, которым всех пугают, зачем исповедоваться чужому человеку, не есть мяса, молиться его матери, которая не богиня… Конечно, люди уже давно всё упростили, особенно те, кто не обитает в бывших римских городах. Память о нас они совместили с преданиями о Христе. А что получилось? Ни веры в нас, ни веры в Христа как в нечто действительно существующее рядом. И безумием заполняется огромная лакуна в их душах, которые теперь не могут опереться даже на веру в единый незыблемый Рим, ибо Рим уж давно переплавлен в Римскую церковь и ещё какие у них там есть верховные жречества.
Сдобренная Безумием Кромма жажда – жажда власти, жажда славы, жажда обладать всем на свете, безудержная алчность – толкает правителей на распри, продолжает дробить наделы и ввергает в руки саксов и англов, несущих над собой своих богов, столь же алчных до битв и кровавых жертв. Тот, кто объявил себя преемником Артоса, кто претендует на высшую власть в Придайне, не станет уж единым вождём, подобным знаменитому Медведю. Похоже, ты была права: Придайн обречён – саксы займут его весь, они уж там далеко не чужие. А исконные обитатели острова каждый через трёх готов в любой момент отплыть на материк под руку вледигов Арморики.
Но пока там идёт повальная резня всех со всеми, и безумие царит не в одних лишь вождях и всадниках, но и в тех, кто попроще, коих обуревает неудержимое стремление грабить и разорять. Убивают в Придайне нынче и за полбуханки хлеба. Который теперь и не растёт-то там каждый год – некому растить, все воюют. Кровь опьяняет и множит безумие, укрепляя Кромма Круаха, поистине единственного сегодня на островах Единого бога, коему служат все. Как я это понял? Нетрудно сказать. Я обогнул Эрин и также ходил в глубь земли, укрытый туманом, никем не узнанный даже среди сидов. Здесь, в Эрине, всё гораздо опаснее, и ты, Бриг, судя по всему, решила просто об этом не помнить, раз беда пришла к самому твоему порогу, а ты в упор её не замечаешь. Важные монастырские дела… Хотя ты, видимо, с самого начала знала, чем грозит всем нам вероломство Патрикея, но попыталась скрыться от неизбежного за оградой Килдара. Новая обитель для старой богини…