– Недолго, – Бригитта помрачнела, вспоминая то время, – почти сразу, увидев и поняв, во что он превратился, я покинула его обитель и ушла сюда.
– И поэтому не могла знать, что там произошло дальше?
– Скорее, просто не хотела ни видеть, ни знать.
– Выходит, зря не хотела. В общем, я полагаю, что первые пришедшие в твой монастырь, с самого его начала, оказались либо не заражены Безумием, либо таковых случилось ничтожно мало по сравнению с общим числом. А Безумие меж тем расползалось по людям. И часть этих людей теперь стоит у твоего порога.
– А я-то радовалась… новые люди, больше сделать успеем… больше скел записать, спасти для невежд будущего… Так, – очнулась от своих мыслей Бригитта, – пойду туда и сама во всём разберусь. Ман, присмотри за малышами!
– Прекрати командовать, ты сейчас не со своей братией, – одёрнул её Мананнан. – Одну тебя я туда сейчас не отпущу, раз уж я здесь. А малыши, – он извлёк из воздуха длинный лазоревый плащ и накинул его себе на плечи, – пойдут с нами, но на всякий случай их никто не увидит. Ну что, карапузы, ныряйте сюда, – и он распахнул полу плаща, – всем места хватит!
– Ура! – обрадовались мы с сестрой. – Играем в прятки!
– Ну как, Бриг, видно нас? – озорно спросил Мананнан.
Бригитта, посмотрев на нас, фыркнула:
– У Детей Моря это что, семейное? Повальная страсть к головам отдельно от тела?
– Не понял, – растерялся Мананнан.
– Капюшон к плащу приделай! А то твоя плывущая по воздуху голова вряд ли благотворно скажется на душевном состоянии наших непрошенных гостей.
Я был пророчеством о потопе
Через тысячу лет или полторы
Кто-то скажет снова, что мы все мертвы,
Кто-то скажет: все пропиты дары,
И давно отвергнуты многие миры.
Через тысячу лет или полторы –
Изнывать вам от холода или от жары,
Извиваться в одну или две судьбы,
Избегать элиты или голытьбы,
Жить под сенью слов или немоты,
Возжигать костры иль строгать гробы –
Есть резон бросать жребия шары
Иль не наблюдать свой полёт стрелы.
В каждой капле неба, молнии, цветке
Мы ведём беседу с вами налегке.
Если позовёте – мы невдалеке,
Но вы не зовёте – тьма на маяке.
Мы вышли к ним. Бригитта шла впереди. Нас с Гвенддид, равно как и Мананнана, никто не должен был видеть. И не увидел.
Те пришлецы, что оказались ближе к нам, заметили приближение. Несколько человек отделились от общей сидяще-шатающейся толпы и направились навстречу. За ними последовали другие, и вот перед нами где-то девять раз по семь мужчин, женщин, детей. Все будто на одно лицо. Нет – на один взгляд. Странный такой, отрешённый взгляд.
– Я – Бригитта, мать-аббатиса монастыря Килдар. Рада приветствовать! Что привело сюда столь многих?
– Госпожа, – стоявший впереди немолодой седой мужчина почтительно склонился, – нас здесь много, это правда. Мы пришли со всех земель окрест и даже издалека, ибо всем нам было знамение.
– Знамение? – было ощущение, что Бригитта подспудно ожидала услышать нечто подобное.
– Знамение, – повторил другой, помоложе.
– Скоро сезон Самайна, – третий. И говорили они одною общей интонацией.
– Фоморы придут в Эрин. Снова грядет Великий потоп, – четвертый.
– Но господь всемогущий не даст нам погибнуть, как в дни Ноя и дочери его Кессаир, – пятый.
«Кессаир?» – спросил про себя Мананнан.
«А кто это, Кессаир?» – услышал я собственные мысли.
«Так звалась в стародавние времена наша праматерь богиня Дану, когда впервые явила себя в Эрине и Придайне, – снова услышал я голос Мананнана. – Теперь они, судя по всему, роднят её с героем христианских сказаний. Я слышал, что их тоже когда-то порядочно подтопило, и лишь немногие спаслись. Прямо как у нас. Но это что-то новенькое… Кессаир – дочь Ноя!».