Измышляя обряд
И твердя невпопад
Те слова, что считаем новейшим заветом.
А куда приходить?
А кому говорить?
Что там деды от дедов своих вспоминали?
Как там, Ллудд или Нудд?
Не друид – сущий плут,
Звать любого готовый, когда так прижали.
Рядом римский алтарь?
И пускай,
Нам не жаль,
Мы на нём же и справим корявую требу.
Крест уже не спасёт,
Коль саксонец придёт –
Проверяли…
И былью становится небыль,
И творится обман:
Накрывает туман
Неумёху, воззвавшего к древним владыкам,
И пройдет в двух шагах
Ненавидимый враг,
Не заметив лица с не родившимся криком.
Мы с Гвенддид сидим на циновке из сена у маминых ног (её, кстати, тоже позвали в келью Бригитты). Мы все рады встрече после почти полугода разлуки. С сестрой наперебой ведём свой рассказ о том, как нам весело было в убежище Бриг у огромного ближнего моря.
Мама внимает, но сердце её неспокойно, хотя лишь потом мы с сестрою это поймём. Полные нежности пальцы гладят нас по волосам, взгляд же печальнее самой дождливой погоды. «Я живу в темноте, – думала Ллейан тогда, – что-то грядёт, но добиться ли слова чьего-то?! Люди в долине пугают и здешних, и тех, кто лишь недавно пришёл в монастырь, чтоб принять послушанье. Слава Христу, хоть Бригитта вернула детей, и сама она тоже вернулась. Но мало ли что?.. Может, было бы лучше, чтоб оба они оставались в том месте, где до поры пребывали…».
Бригитта, Мананнан и Феоган с Блехерисом напротив друг друга сидят и о чём-то ведут разговор. Нам же нет дела до взрослых бесед непонятных, но моя память вернулась к ним годы спустя:
– Значит, эти явились вчера, Феоган?
– Да, матушка-настоятельница. Едва ты отбыла по своей надобности, как до заката их собралась здесь целая тьма. Колотили в ворота, требовали впустить. Всем скопом, вместе с теми, кто обитал там прежде. Они словно обезумели. Ты бы видела их глаза!..
– Я видела их глаза, Феоган, и понимаю, о чём ты говоришь. Что дальше?
– Дальше мы их отогнали. Кого-то дрекольем зацепили немножко. Велели ждать тебя.
– Велели…
– Матушка, да чего ж ты так вздыхаешь? Полезли бы снова, мы бы их!.. Всё-всё, молчу, не гляди, прошу, на меня так.
– Я впервые вижу нечто подобное и в Эрине и вообще за всю свою жизнь. Может, за эти годы, что меня не было на острове, нечто подобное уже случалось здесь?
– Нет, Блехерис, не случалось. Ни в Эрине. А также ни в Придайне и нигде в подлунном мире, и не даст мне соврать…
«Брат Конан из Киммерии».
–… Брат Конан из Киммерии.
«Ох, и выдумщик ты, Ман!».
«Импровизировал дорогая. А твой брат Тук, скажу я, очень неплох. Хорошую смену вырастила, хм, мать-настоятельница.»
«Что ещё за Тук?».
«Ну, он же с братией потукал дрекольем пришлецов немного. Вот тебе и брат Тук».
«А, Феоган…».
«Его и всех твоих подопечных счастье, что Безумие их не зацепило».
«Уверена, что кого-то оно во время этой стычки и коснулось, но таковых, очевидно, немного. Иначе, ты представляешь, что здесь творилось бы?»
«И представлять не хочу…»
– В общем так, брат Тук… ой, Феоган. Книги из скриптория унести. Инвентарь для письма тоже. Всё закопать.
– Закопать?!
– Ваши проблемы, моя ответственность. Закопать. На всякий, Феоган, случай. И не рассуждать мне тут сейчас! Далее. Служить молебен. Чтобы все пели, да погромче. Петь будете, например, псалмы. И петь так, чтобы эти, за оградой, слышали. Но! Перед службой отряди человек дважды где-то шесть-семь и расставь их у ограды так, чтобы они всех пришлецов смогли взглядом охватить. Сам постоянно обходи их, чтобы вторым знать о малейшем подозрительном движении с той стороны. И чуть что – понял?
– Понял, матушка: чуть что – тут же бежать к тебе.
– Молодец. Ступай! Брат Блехерис и брат Конан, у меня к вам тоже кое-какие просьбы будут. Останьтесь пока. Главное, – с нажимом сказала Бригитта, и Феоган зарделся от гордости даже удаляющимся затылком, – я уже сказала.
Я был отчаянием перед лицом неизбежного
Что такое Самайн?
Это страх перед завтрашним днём,
Это лютая скорбь о содеянных всуе поступках,
Это музыка в муках,
Это ясность небес под дождём.
Это старых бесед недосказанные слова,
Когда шёпот шагов отдаётся раскатным эхом.