Я вернусь!
Они не слышат,
Им не надо возвращаться,
Все они бегут за счастьем,
Может, им дано найти?
Я смеюсь:
Мой гнев, пристыжен,
Вниз течёт капелью с крыши.
Возвращение всё ближе,
Но далёк финал пути.
Я иду!
Сквозь штормы, штили,
Милю заменяет миля,
Кровь набатом вколотила
Тысячу гвоздей в виски.
Я вернусь!
Пусть рифы ближе,
Пусть вода на доски брызжет,
Пусть команду море слижет
И корабль порвёт в куски!..
Я не жду – я выбираю,
Где живу, а где играю,
И от Ноября до Мая
Не спешу менять пути.
Я вернусь на влажный берег,
Подсчитаю все потери,
Постучусь в родные двери,
Чтоб потом
Опять
Уйти…
Миновала луна Самайна, миры снова обрели свои прежние пределы, боги, фоморы и герои разошлись с законной добычей по родным чертогам и обиталищам, и настала пора старухе Кальех трясти облака и задувать стужу в мир людей.
Они явились к Керридвен почти одновременно. Вечно молодая, почти юная Бригитта и суховатая согбенная Кальех. Обе, не здороваясь друг с другом, прошли к главному очагу и уселись перед хозяйкой дома в резные кресла. Керридвен захотела было пошутить, превратив сидение для Кальех в стул с широкими полукруглыми ножками, чтобы было удобно по-стариковски на нём качаться. Но вовремя осеклась, справедливо решив, что наставница шутки не оценит.
– Вот что, девочки, – сказала Старуха. – Я в ваши дела не лезу, мне оно ни к чему. Моё же дело маленькое, оленей с коровушками пасти да женщин даровитых в ведьмы выводить. Но раз уж из-за моего бывшего бодаха твой, Керридвен, внучок заразился Безумием, я обязана как-то помочь. Так что предлагайте. Что в моих силах, сделаю.
Бригитта деланно пожала плечами. Тогда Матушка Метелица перевела взгляд на свою бывшую ученицу.
– Как мальчик чувствует себя?
– Как все сорванцы его лет, – ответила богиня колдовства. – Вряд ли что-либо настораживающее я разглядела в нём за минувшую луну. Вот к его матери у меня к сему моменту больше вопросов.
– С чего вдруг?
– Она христианка, – усмехнулась Бригитта. Керридвен при этих словах картинно закатила глаза.
– А это кто? – не поняла Кальех.
Обе богини долго заливисто смеялись – ну впрямь девчонки.
– Неважно, Матушка Метелица, – ответила, отсмеявшись, Керридвен, – для тебя, живущей от сотворения земли, это не более чем сезонная лихорадка. Вон, спросишь потом у Бригитты, она их лучше знает.
– Да не хочу я ничего такого спрашивать у этой тщедушной, – скривилась Кальех.
– Это кто тут тщедушный?! На себя глянь, – тут же парировала Бригитта, – кожа да кости!
Теперь они хохотали все втроём. Называется, собрались поговорить о серьёзных вещах. Все противоречия Кальех и Бригитты заключаются в том, что одна каждый год не желает уступать место другой, и когда Бригитта возжигает на Имболк свой первый огонь, Кальех ей назло остервенело трясёт над землёй свой овчинный тулуп, засыпая напоследок всё вокруг пушистым мягким снегом. Поэтому Госпоже Первого Огня приходится этот самый огонь усиленно поддерживать, пока снег у Кальех не заканчивается.
Керридвен сказала:
– Эти детки неспроста появились на свет именно сейчас. Я давно готовила их рождение. С тех самых пор, как поняла, что Рим навсегда изменил наших и без того непутёвых людей Придайна. Ты, Кальех, всё вьюгу в небеса завиваешь, а не ведаешь, что снежочком твоим сорок раз по девять зим умывались также и захватчики этого острова.
– Это какие уж по счёту? – совершенно наивно спросила Старуха.
– Того я не упомню, – задумалась Керридвен, – но не совру, сказав, что именно они перевернули здесь всё с ног на голову. И не маши рукой, Матушка, я знаю, о чём говорю. Затем и вожди Придайна, вкусив римской жизни, захотели быть как римляне, когда те стали потихоньку уходить. Вся надежда была на Артоса-Медведя. Вся, да не у всех. Мой Морвран в него очень поверил. Поверили Бран, Пвилл с Придери, даже Рианнон и Мат. А я сомневалась. Сомневалась потому, что знала – Артос не поймет главного. А не поймёт потому, что человек. Негоже богам на людей надеяться. Уж лучше в холмы на веки вечные. Да к тому же пройдёт ещё раза три по девяносто зим, и Йессу Грист может стать здесь единоличным хозяином. Нас, тех, кто этот мир собою творил, правил и вырисовывал, никто слушать более не желает. Мы для людей почти мертвы. Будь благословен тот из Детей Неба, кому пришла когда-то в голову идея забрать в Аннуин всё волшебство. Иначе не сидели бы мы сейчас здесь. Скоро люди островов могут окончательно потерять самих себя, как произошло это когда-то с их собратьями на материке.