Чтобы этого не допустить, я замыслила рождение мальчика и девочки от рода своего. Которые смогли бы прийти к людям, жить среди них и стать в конце концов связующим звеном между ними и нами. Так была выбрана Ллейан из старинного людского рода, восходящего чуть ли не к Чёрному Бели или к Лиру Малоречивому, что в принципе сейчас неважно.
Поэтому Ллейан – не без помощи Оленерогого – нашёл мой Морвран. Поэтому на свет появились Гвенддид и Мирддин, последние волшебные дети рода людского.
Ей ответила Кальех:
– Родить дитят – дело неплохое, но нехитрое. Их ещё выпестовать надобно, научить всему. Как силой владеть, как понимать её, как жить с ней. Особенно как с ней жить среди нынешних людей, а это трудно: ученицы, приходя ко мне, многое рассказывают, да я всех деталей не запоминаю – лишь суть, скрытую в самой глубине бытия. Поэтому мне ваши римляне и христиане – все на одно лицо… Безумие в мальце скакать начнёт скоро. Малец всё сильнее будет становиться, и Безумие – сильнее. Оно силою его питаться станет. Как обуздать?..
– С сестрой они – единое целое. Близнецы, – сказала Бригитта. – Если Безумие найдёт путь к душе мальчика, оно доберётся и до девочки. Их обоих следует как должно обучить. Чему? Всему, что знаем мы, что пригодится им, когда они окажутся среди людей. В них нужно заложить основы, мощные основы. Уж пятая зима их пришла, пора начинать.
– Ко мне в пять зим ещё рано, – заёрзала в кресле Кальех. – Да и учу я одних лишь женщин. А вот поговорить кое с кем об обучении мне, думаю, под силу. Есть еще один. Но этот учить возьмётся не сейчас. Как созреют. А созреют они, – и Старуха глянула в огонь, – на первой ошибке своей.
Керридвен вздохнула глубже обычного. Бригитта нервно дёрнула головой. Все три богини понимали, что самый великий и благородный путь не может быть гладок и лишён потрясений. Есть в этом мире многое, чего даже боги предотвратить не могут. И все старания, направленные вопреки роковому шагу в сторону, могут наоборот привести именно к нему.
– Им будет чем заняться это время, – наконец произнесла Керридвен. – Теперь со спокойной душой я могу посвятить себя внукам.
– Со спокойной ли? – ехидно спросила Кальех.
– По крайней мере, обучение у тебя я завершила. Последним твоим уроком стал урок любви.
– И да, и нет. Ты права в том, что я любила своего бодаха, но прикончила совсем не его, а то, во что он выродился. Ты права в том, что любовь не важнее тех, кто просит о помощи. И ты права в том, что этот урок предназначался тебе (Керридвен при этих словах слегка закусила нижнюю губу). Но ты не права в том, что обучение когда-то заканчивается. Например, тот мужчина, ходящий под слабо ведомым мне богом, раньше учился у тебя и тоже сбежал. И тоже из-за любви. Но он вернулся и снова учится.
– Если он и будет учиться, то где-нибудь в другом месте, – вздохнула Керридвен.
– Почему? – не поняла Кальех.
– Предрассудки.
– Предра… что?
– Она лучше расскажет, – Керридвен показала на Бригитту.
– Что, – посмотрела Матушка Метелица на Госпожу Первого Огня, – опять эти, о которых я не знаю? Христиане?
Та кивнула.
Я был усмешкой Безумия Кромма
Его дорога вьётся по волнам,
Так будет впредь, и так бывало прежде.
Он разучился верить чудесам,
И чудеса ему ответят тем же,
Лишивши веры в то, что всё уйдёт, –
Отчаянье и боль, – единым махом.
Его стезя, оскалившись, пройдет
По самой кромке собственного страха,
Что, соскользнув с солёного весла,
Падёт в курган из придорожной пыли.
Его пути… путям – им несть числа,
Их столько, не рожденных, схоронили.
…Но Керридвен зря строила планы. Всё началось гораздо раньше…
– О, ребятёнок!
– Кто это?
– Разве ты забыл меня? Это я, Кромм Круах. Которого твои друзья снова запечатали в камень.
– Но ты… тебя же победили! Как же ты?..
Сдавленный противный смех в ответ.
– Кто же виноват, что ты позвал меня в себя? Теперь мы будем неразлучны: куда ты, туда и я. И так будет всегда, покуда ты не умрёшь и я не вырвусь на свободу снова. Хотя мне и тут, в тебе, очень даже неплохо.