И тут боги вспомнили о Мрачном и о его «Ничего у вас не получится». Мрачного не нужно было долго искать.
– Что, опять не там граница проложена? – спросил Нуаду Мрачного, увлечённо кормившего кабанятиной своих бледных красноухих псов на слабо утоптанном пригорке в исчерна-алом свете заходящего солнца.
– Опять, – Мрачный даже не поднял головы.
– Поможешь?
– Помогу. Но взамен вы признаете меня владыкой смертного предела Аннуина. Ну или просто владыкой Аннуина.
Мрачный всегда умел проводить пределы и определять грани. В любом явлении, в любом вопросе. Так, чтобы обе части уговора пребывали по одну и ту же сторону от межи.
Признать кого-то одного владыкой Аннуина?! Неслыханная дерзость, подумали Дети Неба.
– Как хотите, – пожал плечами Мрачный и продолжил кормить краусноухих.
В конце концов, конечно же, Дети Неба согласились и в один голос признали.
– И что же дальше, владыка Аннуина?
– А дальше, – мрачно усмехнулся Мрачный, – я проведу свой предел.
Он выпрямился, тряхнул прядями чёрных, как смоль, волос, широко раскинул руки и стал собирать в них всю кровь людей, живых и умерших. Сначала мелкими каплями, потом ручейками и, наконец, целыми потоками хлынула из пространства вся кровь рождённых, умерших и ещё не появившихся на свет новых хозяев земли Эрина и Придайна, ставшей землёй-без-волшебства. От резкого металлического запаха поплохело даже Дагде.
– Реки крови из пространства кровоточат кривою кряжей – укротить, закрепить, закружить, закрутить, заскрипеть и закрыть! Умерших и неумерших усмирить! Пусть живой живо бежит, божится, боится, что ни вплавь, ни с плотом, ни плевком не попасть ему в пустошь, а паству мою не пополнить! Пусть умерший не вмёрзнет в морок, не морочит живым жилы!
Кровавая река, которую создал Мрачный, отделила живых от мёртвых, уходящих на перерождение за грань мира-без-волшебства. И, однажды пересекши Кровавую реку, душа смертного человека до срока к живым не возвращалась. Не всегда, правда, но не суть.
– И всё? – спросили Дети Неба.
– И всё, – ответил им владыка того предела Аннуина, который позже назвали в Эрине Домом Донна. – Всё, и больше ничего, – Мрачный прекрасно понимал, что у каждого желания, даже божественного, всегда есть свой предел.
Так Араун стал владыкой Аннуина, ловцом и господином мёртвых. Ибо быть владыкой одного предела Аннуина – значит быть владыкой всего Аннуина, такова уж его природа. Не все боги это понимают до сих пор. А те, кто понял, возможно, пожалели о своём согласии признать Арауна владыкой. Но быть владыкой Аннуина – не значит подчинить его себе. Здесь снова нужно было помнить о пределе. Вернее, не о пределе, а о том, что границы между «владеть» и «держать ответ за то, чем владеешь», по сути-то, и нет. Конечно, может быть, она есть у людей. Но только не у богов. И только не в Аннуине.
***
Однажды Герн-Охотник обронил в разговоре с Арауном:
– Не жилось тебе спокойно, раз ты стал владыкой Аннуина.
Из уст Оленерогого это утверждение могло быть воспринято как вопрос, на который ожидался ответ.
Араун не любил чужих правил и не ответил, а сам спросил:
– Ты взялся бы?
Кернуннос не отозвался. Он иногда лишь, да и то случайно наткнувшись на заблудшую душу смертного, мог помочь ей достичь того или иного предела Аннуина. И, конечно же, он, бог охоты, не оставлял своим вниманием охотников, погибли ли они, преследуя дичь, или умерли при других обстоятельствах. Но не больше. Как держать ответ за всех мёртвых Аннуина, Кернунносу было невдомёк.
– Вот и я о том же, – продолжил Араун. – И никто не взялся бы. Кто же думал, что эти… люди окажутся насовсем смертными? Никто. Всем. Всё. Равно. А личное «всё равно» от общего «ничто не случайно» надо уметь отделять.
Иногда так бывает, когда дело находит своего мастера, а мастер – дело. И никто другой за это дело ни в жизнь не возьмётся. Только ты. Даже если это дело изначально тебе не нужно. Просто ты… мыслишь иначе, чем другие, и понимаешь: времени на раздумья и прикидки нет. Или берёшься и делаешь, или всё вокруг превратится в пыль. Ну, а потом, если выдержишь, втянешься.
Араун втянулся довольно быстро. Другого выхода он себе не оставил, сразу разделив свою жизнь на «до» и «после». Араун всегда знал, где, что и как разделять. Правда, иногда черты и грани нужны именно для того, чтобы их переступать. Первым черту переступил Единый Рим. Однако Араун видел в этом Едином множество разных границ.
Легионы Цезаря пришли в Придайн, увидели Придайн, немного победили Придайн, но по мере продвижения вверх по реке Тамес оставляли кое-где своих убитых товарищей. Красноухие бледные гончие Арауна пригоняли души скончавшихся в стычках и от ран римских солдат прямиком в Аннуин. Хорошо обученные хозяином, они прекрасно знали своё непростое дело. Только вот вскоре Кровавую реку пересёк незнакомый сухопарый бог и деликатно откашлялся за спиной у Арауна.