– Скатах ладно тень состряпала, – снисходительно улыбнулся Пвилл. Араун впервые за долгое время начал закипать.
– Нет-нет, успокойся, – обрадовавшийся догадке своей бог деметов примирительно поднял ладонь между Арауном и местом вдали, где должна была находиться Скатах. – Она ничего не сказала мне. Просто, когда речь зашла о Мосте лезвия, я понял, что без Тени тут не обойдётся. Уж не знаю, зачем это ей. Видимо, чтобы нагрузить тебя трудами. Ведь я не могу взяться за твоё дело, если никто не возьмётся за моё. Поэтому я до поры, чтобы сейчас поговорить серьёзно, и участвовал в этой – как её? – комедии. Да, есть такой заморский обряд. Когда кто-то что-то делает, и всем от этого становится смешно.
Араун не проронил ни слова.
– Итак, – продолжил Пвилл, – раз я победил летнего-тебя, Мрачный, то мне его и замещать, так? Вы со Скатах давно не были среди людей. Среди живых людей, которые по большей части совсем не герои, подобные тем, что приходят к Скатах учиться. Так вот, там у них, если что, до сих пор есть времена года. Зима, весна, лето, осень. Это то же самое, что в Аннуине. Но они попеременно сменяют друг друга, а не когда кто-то захочет сменить состояние природы за следующим поворотом. Упростим: зима и лето. И когда в мире смертных одно сменяет другое, некоторые силы уходят подальше от течений мира, а некоторые, наоборот, подходят ближе. Потом всё меняется. Так поддерживается равновесие. Поэтому хочешь-не хочешь, а изволь теперь меня рядом с собой, пока не отрастишь себе новую летнюю тень. Ну а я тебя не подведу. А теперь, – вдруг он резко помрачнел, – о моём деле, в котором я не сдюжил. И, кроме тебя, боюсь, надеяться мне не на кого.
Я был встречей Пвилла и Рианнон
Прости меня за то, что я был слаб,
Когда тебе был нужен сильный кто-то,
За то, что ты вдали от всех росла,
А я не стал мудрей за эти годы.
Прости за эту односложность слов,
За робкие попытки быть поближе,
За то, что я во многом не готов,
Хоть планки раз от раза ставлю выше.
Прости за непонятливость мою
И за шаги не к месту и некстати.
Прости за то, что я тебя люблю
В том мире, где одной любви не хватит.
Пвиллом, Мудрым, себя назвал ты сам. Давно. Правда, мудрость не приходит с рождением. Как сказал один мудрец времени, близкого к нынешнему, мудрость порой даже с возрастом не приходит – оный иногда приходит один.
Мудрость мужам дают жёны. Даже когда мужи этого не хотят…
… В канун Огней Белена ты посадил этот священный куст. Так поступают многие люди с незапамятных времен. И ты даже помнишь, как этот обычай появился. Ведь ты видел пришествие Детей Неба, ты бился с ними на Равнине столбов, в том памятном первом сражении на Равнине столбов, и узрел, как Сренг, сын Сенгана, отрубил в поединке руку самому Нуаду, великому Небу, воплотившемуся в вожде своих Детей. Ты видел крах и едва ли не гибель своего народа, Фир Болг, который был одолён и рассеян, и тот же Сренг, некогда почитавшийся всеми сородичами как Сренг Сокрушитель Неба, Сренг, Отсекший Руку, пришёл к Детям Неба жалким переговорщиком и униженно просил дать своему народу хоть клочок земли.
Так давно это было, а при воспоминаниях ладони сами против воли сжимаются в кулаки. Нет, не сейчас. Сейчас ты мирно посадишь священный куст в честь Белена Изначального Огня, и бережно сохранённая тобою жизнь прекрасной жимолости распустит потом бело-розовые цветочки свои, а позже превратит их в искрящиеся бордовые ягодки. А сегодняшняя ночь освятит это растение своей силой, открывающей светлую пору года.
«Вот так, очень хорошо», – говоришь ты сам себе, довольный неспешным бережным трудом, и растягиваешься на траве рядом со вкопанными в уже орошённую землю хрупкими веточками и любуешься ими, приговаривая: «И это хорошо». Ну, разве что можно слегка дохнуть тёплым дыханием вон на ту веточку, которая показалась тебе слегка сухой, она нальётся силой, и будет совсем хорошо. Да, действительно, почти как человек. Или, если точнее, совсем не как бог. Но ты ведь не всегда был богом.
Богами у Фир Болг становились самые достойные из умерших, те, кто после смерти снова возвращался к сородичам из далёких пределов мира, ведомые собственной силой, накопленной при жизни, и призывали к себе живых Фир Болг. Так, Пвилл, ты и стал богом.
Те места, где ты родился, уже давно заселены потомками породнившихся меж собой твоих единоплеменников и пришлых гребцов из-за моря. Все мы когда-то приходили из-за моря. Все мы когда-то были здесь чужими. Даже те, кто пришёл по суше – ведь сегодня суши и с полуденной стороны, и с закатной больше нет, да и родные твои места за столько эпох претерпели немало изменений. Но до сих пор здесь живут те, кто знает тебя, чтит тебя и уповает на тебя. И ты оберегаешь их. Ты уже давно стал ближе к ним, чем к богам. Наверное, так и должно быть. Ведь боги все отдельно друг от друга, а люди как-никак держатся вместе. С кого в этом случае брать пример, особенно в годину суровых испытаний?