– Не волнуйся, милая, там все будут пьяны.
– И ты – более всех. И спьяну будешь хвастаться.
– Чем же мне хвастаться?
– Всем. Со мной ты стал богаче, удачливее – ещё больше, чем когда-то прежде. Это вскружило тебе голову. Мало мне было твоего хвастовства мною здесь, на званых пирах в нашем доме?!
– Прости…
– Уж давно простила, да что толку? Ты не изменился. До сей поры ты всё тот неисправимый брехун.
– Я буду молчать.
– Не будешь. Я уже вижу, что произойдёт.
– Ты тяжела, милая. Чем ближе к родам, тем больше вы все чудите. Вели-ка лучше сыновьям заложить колесницу. Славную колесницу мы добыли на торге в минувшую Лунасу, правда? И лошади у нас великолепные, и вожжи крепкие. И подбери-ка мне лучшую рубаху, да, ту, с красным воротом, и штаны подай те, что из ярко выкрашенной шерсти. Как хорошо, что я никого не послушал и взял тебя в жёны без выкупа чести. Я даже не гадал, что мы сможем так привольно зажить!
– Нет, Крунху, муж мой, не вино тебя пьянит, а жизнь, которая была тебе подарена. Достоин ли ты её?..
– Милая, клянусь тебе…
– Не клянись! Не клянись, когда готов преступить клятву! Я уже вижу, как ты забахвалишься при риге Конхобаре. Как станешь говорить, что твоя резвая жена обгонит самых быстрых скакунов властителя уладов. Великая Дану, почему такие ничтожества правят городом, который мне довелось основать?!
– Ну вот, ты уже бредишь. Видимо, действительно вскоре разрешишься.
– Да, я рожу близнецов. Мальчика и девочку.
– Боги, это же благословение! И как же не выпить за это! Где кувшин с вином, что я оставил с прошлого вечера? Там ещё должно что-то плескаться.
– Ты так же будешь хлестать вино и пиво на пиру у Конхобара. И хвастать будешь вовсю. Ты богат, но ты неблагороден. А всадники, у которых до следующего набега ни коровы за душой, примутся слушать тебя, ждать, когда можно будет призвать к ответу за неосторожно сказанные слова. И вот ты похвалишься им мною. Погано похвалишься, бездушно, как всякая пьянь – будто могу я обогнать самых резвых коней, самую быструю ригову колесницу. И нашепчут в уши Конхобару свою страшную расправу – из лютой к тебе зависти. И приставят нож к твоему горлу и занесут меч над твоей головой. И пошлют за мной, и не дадут мне отсрочки, чтобы родить, грозя твоей смертью.
– Дорогая, ты что-то сказала? Прости, я далеко, я не расслышал. Ух, всё-таки вкусное вино взяли мы на ярмарке прошлым месяцем! Ты не могла бы снова повторить сказанное, только погромче? Дорогая?
– Разве тебя это остановит? Всё уже предрешено, и выбор сделан.
– Ладно, милая, в другой раз. Всё, я уехал, к утру жди!
– Ты вырастишь детей богини, Крунху, сын Ангомана. Но, узнав о том, как они появились на свет, они проклянут тебя.
Время вышло. Стать другим –
Не сейчас, не здесь.
У меня есть нюх на дым,
Нюх на мясо есть.
Дело катится к зиме,
Ночь – в своей красе.
При холёной, при луне
На охоту – все.
Мы ворвёмся наугад
В ваш зацветший бред.
Стая, думали, в разлад?
Не дождётесь, нет!
Будем рвать живую плоть,
Выпьем вашу кровь.
Меж деревни и болот
Ряженый остов.
Это вам за наших мам,
Это – за отцов.
Вы их гнали по флажкам,
Прячась от зубов.
Мало было нас тогда,
В половину – днесь.
Подгоняла нас нужда:
Мы хотели есть.
Вы ж растёте по часам,
Человечья вонь!
То, что ныне служит вам,
Наше испокон.
Но мы кровию пьяны,
Наш ответ един:
За тобой зачин войны,
Человечий сын.
Груды трупов у ворот,
Детский плач притих…
Мы уйдём, чтоб через год
Снова к вам прийти.
– Давай, брюхатая, жми! Догоняй залётных!
– Ишь как животом трясёт! Точно родит сегодня, не соврала!
– Юбку! Юбку рвёт на себе! Вы только гляньте, какие у неё ляхи!
– Обогнала! Ей-Дагда, конхобораву колесницу обогнала! Риговы кони глотают пыль! Риг, а, риг, тех ли ты запрягаешь в колесницу? Видать, эту бабу пристало бы тебе охомутать.
– Ага, в обоих смыслах!
Алчный рёв сотен пьяных, брызжущих похотливой слюной мужчин, перешедших грань, расправу над женщиной превративших в забаву, плюющих в священный источник жизни.