Всё переменилось в ней.
И всё переменилось вокруг неё.
Страшное проклятье народу уладов не прошло даром. И потребовало не менее страшную плату. Кто сказал, что боги не платят по счетам?..
– Действительно, махонькая, кто сказал тебе, что боги не платят по счетам? Даже когда умирают, –спросил её Дагда, отбив от очередного нападения.
– Не называй меня больше «махонькая». Я уж не Маха. Маха закончилась на скаковом поле Эмайн-Махи.
Дагда делано пожал плечами.
– Пожалуйста, я могу вообще не называть тебя по имени. Сокрытием имени от этой нечисти не скроешься.
– Кто они? – спросила Ригантона.
– Кошмары, выпущенные тобой в реальный мир. Первое опустошение уладской земли уж состоялось – в Эмайн-Махе слишком много, видать, развелось коннахтских лазутчиков. Те корчившиеся в муках мужчины старше шестнадцати зим, которых женщины и дети не успели спрятать, перебиты. Можешь не благодарить за то, что я цыкнул на Катбада и он уговорил Курои взять твоих детей к себе на воспитание. Иначе им было бы несдобровать.
– Спасибо, – Ригантона была готова вырвать собственное сердце за то, что даже на столь короткое время забыла о детях. Опомнившись после смерти и не найдя их в Эмайн-Махе, она уж собиралась удесятерить своё проклятье и, скорее всего, сделала бы это, не напади на неё вся эта нечисть, к огромному изумлению, повергшая её в такой ужас, что, не окажись рядом Дагда…
– Что стало бы со мной, если бы не ты?
– Не знаю, – ответил Податель благ, – и не хочу знать. С таким я встречаюсь впервые, а живу примерно с твоё. Одно лишь точно понимаю – сама ты от них не отобьёшься. Я видел обезоруживающий ужас на твоём некогда совершенно бесстрашном лице. Ты не в силах им сопротивляться. Это ужасы из твоей головы, та часть тебя, которую ты отправляла на самую глубину и заваливала такими валунами, что не вырваться ни в жизнь. Ты не желала биться с каждым из них. Но от эпохи к эпохе их становилось всё больше. Новые вопросы – новые страхи. Проклятье, посланное всем уладам, перевесило, забрав те силы, которые ты, сама того, возможно, не понимая, направляла на подавление скрытой стороны себя. И тени вырвались наружу. Всё, чего ты когда-либо боялась, теперь преследует тебя. Теперь это такая же реальность, как мы с тобой. И они от тебя не отстанут.
– Что же мне делать?
– Полюбить. По-настоящему. А пока не полюбишь – бежать, скрываться…
… Так они и встретились, Пвилл и Ригантона, которую он звал на свой манер – Рианнон. И – да, они действительно (хоть каждый и по-своему) полюбили друг друга. И их любовь уберегла её на краткий срок от теней, вырвавшихся в мир, и спасла его от безнадёжного одиночества, которое сулила ему жизнь племенного бога-покровителя, прикипевшего к своему народу, но не нашедшего – что и неудивительно – среди него ровню себе.
Только ночные кошмары, побеждённые снаружи, не были побеждены внутри и стали достигать рассудка.
– Проснись! Рианнон, ты меня слышишь?
– Что? Что такое?
– Рианнон, ты чуть не задушила нашего малыша!
– Где он?
– Я едва успел вырвать его из твоих рук.
– Дай его мне!
– С тобой всё хорошо? – Пвилл, конечно же, видел, что вопрос его уже не требует ответа.
– Дай мне моего сына!!!
Сонные чары выскользнули из пальцев Мудрого, едва он снова коснулся жены. Она обмякла на ложе. Следующее прикосновение достигло лба Рианнон.
– Спи. Спи, милая. Поговорим завтра.
***
– Пвилл, где мой сын?
– Я отвёз его к своему другу. Помнишь, он был у на свадьбе? Теирнон? Он присмотрит за ним некоторое время.
– Нет! Нет, ты сказал мне ночью, что я его чуть не задушила во сне. Пвилл, скажи мне правду, я его действительно задушила?
– Дорогая, нет, конечно!
– Кровь! Кровь на ложе!
– Это твоя кровь, Рианнон. Ты во сне расцарапала себя ногтями. Посмотри на себя и всё поймешь.
– Нет! Нет, ты лжёшь! О, Пвилл, скажи мне правду! Скажи мне всю правду, и я приму её!
– Поедем к Теирнону, я покажу тебе нашего малыша.
– Нет! Я же доверяю тебе, и ты наведёшь на меня чары, и я увижу лишь то, что захочешь ты. Пвилл, я убила нашего ребёнка!
– Ты сошла с ума, Рианнон.
– Я – самая ничтожная женщина на свете, будь я трижды за это проклята! Пвилл, что мне делать?!
Пвилл, владыка деметов, сел на пол и обхватил голову руками. Главное, сейчас не дать волю чувствам – разорвёт изнутри. Если бог-покровитель племени теряет над собой власть, он обрекает свой народ на страдания, становясь не в силах его защитить. Кроме него, Пвилла, здесь больше никто не в состоянии владеть ситуацией. И каким бы трудным ни был выбор, его нужно принять здесь и сейчас.