«Даст и лекарь, и убийца» – долгое время, по сей даже день, Диан Кехт считается убийцей своего сына Миаха из-за того, что тот оказался искусней его во врачевании. Но всё не так просто, как кажется на первый взгляд…
«Ну всё, смуглый, ты попал…» – да, фирболги, включая их богов, были смуглыми по сравнению с теми, кто пришёл на острова позже. Иногда фирболги этим удачно пользовались. Например, если их принимались теснить, заявляли: «Вы делаете это, потому что мы смуглые?!». И всё как-то само собой заканчивалось. Но не всегда. Потому что, как говаривал великий галл Бренн, vae victus. Хотя к чему это я, латынь-то он не знал. Так, пару ругательств разве что – римлян злить.
«…то ли всерьёз называл Оказией Войны» – если по-ихнему, по-римски, то будет casus belli. Откуда у придайнского вождя Кассибелауна такое имя, знал, видимо, только сам Кассибелаун.
Темра – древние жители Эрина делали вид, что тот, кто сидит в Темре, тот правит всем островом.
«…развелось коннахтских лазутчиков…» – улады и коннахты жили душа в душу, да так душа в душу, что всегда были не прочь души друг другу потрясти.
Хенгист и Хорса – саксонские вожди, с которых начинается официальная история англосаксов в Придайне.
Остров Танет – прибрежная земля Придайна, отданная саксам во владение.
Мабиноги – если очень близко к вашему пониманию этого старинного слова, то переводите как «приключение». Если нет желания переводить, воспринимайте так, как читаете.
Гойбниу и Крейдне – бог-кузнец и бог-медник.
«Если мы здесь проложим поперечину, а от неё вниз – одну продольную, то может получиться уже не дикий бык, а, например, совсем тебе домашняя корова» – знаки силы, которые вы знаете как англосаксонские руны, не на пустом месте получили свои отличия от старших рун. Не обошлось здесь, конечно же, без Огама. В этом случае речь о руне Ир, что означало у них то ли «лук», то ли «топор», а, конечно же, никак не «корова». Но весь этот культурный обмен происходил, как и всё на свете, методом проб и ошибок. Как видите, саксы сами до сих пор не пришли к единому мнению о значении этой руны. Так что не исключено, что было время, когда она обозначала именно корову, даже несмотря на присутствие руны Фео.
Читайте в следующих книгах серии:
***
… Она мигом исчезла вслед за Светлячком.
И через мгновение появилась снова. Но что-то между этими мгновениями в Керридвен поменялось. Смотрелась она заметно моложе, полнее, даже румянее. Грудь её стала пышнее, бедра округлились. И предстала она не в своём любимом изысканно чёрном наряде с золотым узором, а в простых некрашеных шерстяных рубахе и юбке.
Отстранив стоявшую перед ней Крейри, она неспешно проследовала мимо нас, оторопевших, к ближайшей скамье и устало опустилась на неё.
– Мам? Всё в порядке?
– Ой, бабуля, какая ты красивая! – пискнула Гвенддид.
– Сколько времени прошло? – спросила Керридвен, подняв глаза на дочь.
– Да… нисколько вроде, – растерялась Крейри. – Как ты исчезла, так тут же и появилась снова.
– Понятно, – протянула богиня. – Если сильно торопиться, можно так перестараться, что угодишь в прошлое. Кажется, кто-то об этом даже сказку сочинил. Или ещё не сочинил…
– Что произошло? – не унималась Крейри. – Где Гвион Бах?
– Год прошёл, дочь, – ответила Керридвен, придвинув к себе миску с ядрами лесного ореха и принявшись самозабвенно их поедать один за другим. – И нет Гвиона Баха.
– Ты его убила?
– Если бы! Даже немного наоборот, – смотрела она перед собой немигающим, мертвецки уставшим взглядом. – Всезнание и всевидение, конечно, хорошие качества, незаменимые. Но действуют они обычно лишь до следующего воплощения. Так что теперь Гвион уж не станет мудрецом и прорицателем. Самое большее – станет бардом. Может быть, выдающимся бардом. Но ауэн будет черпать, как все, а не с в божественном изобилии… Так, я женщина, я не хочу ничего решать. Я хочу есть, спать и мужика, желательно в силе.
– Мама, тут дети!
– С ними я ещё разберусь.
– Что-то у тебя настроение такое… необычное.
– А ты попробуй сперва три луны носиться по всему Аннуину, а потом ещё вынашивать дитя до срока.
– Так, – Крейри села напротив матери, – давай по порядку. Ты погналась за Светляком?
– А я могла оставить всё это как есть?! Как я могла не погнаться за тем, кто бессовестно украл силу моих знаний?! Не знаю, как у кого, а меня Матушка Метелица учила, что такое прощать нельзя. Я летела за Светляком через весь Аннуин. И хотя многие места я знаю там очень хорошо, Светляк, вкусив мудрости, а вместе с ней и всеведения, уводил меня туда, где я отродясь не бывала. Я почти настигла его в каких-то топях, но мерзкий Гвион, едва там не увязнув, превратился в зайца и дал дёру. Прыг-скок с кочки на кочку. Ну а я что? Я стала гончей, оно так легче, чем на своих двоих. Только я его зубами цапнула у реки, так он превратился в рыбу – и в воду! Ты понимаешь, Крейри, какой ушлый подлец! Я выдрой за ним. И снова не удалось поймать – он сделался пернатым, уже не припомню, кем. Я – соколом. И в небо, следом. Так мы из Аннуина и вынырнули в мир людей. Несёмся над чьим-то хозяйством. Тут Гвион исчез. Я глядь в одну сторону, глядь в другую – нету стервеца! Думаю, всё, убёг совсем. И тут вздумалось мне глянуть вниз – а он, оказывается, в зёрнышко превратился и в амбар падает, метит через щель в крыше. Я подождала, пока он туда упадет, – а упал он метко, на крыше не залежался, – пока успокоится, мол, я от него отстала, – и, обернувшись курицей, залетаю в амбар. Вокруг ни души, всё тихо. Думаю, всё зерно склюю, а его, гада, достану. Пошла клевать. На десятом зерне нашла его, склевала и, довольная, собираюсь возвращаться. Отлетела от людского обиталища, стала вновь собой и чувствую, тянет меня помолодеть. С чего вдруг? Вот тебя тянет нежданно-негаданно помолодеть, а?