– Сын, – сказал он очень серьезным тоном, других интонаций я обычно у него не слышал, – запомни: я не сержусь на тебя. Наверное, в этой жизни всякое бывает. Да и не нужен мне был этот напиток мудрости. Скажу честно, я своим кругозором вполне доволен. Но бабушкин труд из-за твоих художеств полетел ко всем фоморам. И это очень плохо. Да и Светляк этот… никогда он мне не нравился, скажу честно. Но как с Керридвен будешь спорить!.. Мирддин, так уж вышло, что она лучше знает, кто вы с Гвенддид такие и что вам нужно в жизни. И если она после всего решила отправить тебя к Курои, значит, так для чего-то надо. Признаю, я очень слабо в этом разбираюсь, и ты это видишь.
Наверное, это был самый длинный монолог в исполнении Морврана ап Керридвен. И он, кстати, ещё не закончился.
– Но я не собираюсь при этом быть плохим отцом. Ты – мой сын, Гвенддид – моя дочь. И я буду рядом с вами даже там, где вы и не догадаетесь об этом.
Это было прекрасно – все сказанные отцом слова.
– Пап, прости меня, мне очень жаль, – на глаза навернулись слезы. Я его очень крепко обнял и долго не отпускал.
– Я передам Керридвен твои извинения, – Морвран поскреб пятерней мой затылок. – Мне пора. Здесь ты в безопасности. А Курои скоро явится.
***
– Кречертёнок! – наверное, из уст Курои сына Даре эти слова прозвучали даже с некоторой нежностью, хотя я точно не разобрал.
– Меня зовут Мирддин, о величайший, – я смутился. – А ещё меня зовут Лалойкен…
– Я и говорю – Кречертёнок. Сестричку одну оставил, как она там без тебя?..
– Гвенддид, она…
– Знаю. Ну а ты, – и Курои вынул откуда-то две продолговатые палочки со знаками Огама. На одной из них, я разглядел, было написано «Мирддин», на другой – «Лалойкен». Курои сложил эти палочки вместе, и чудесным образом получилась свирель с соединённой надписью «Кречертёнок». Он подул в инструмент, полилась завораживающая музыка, неведомой силой увлёкшая меня прочь от исполинской фигуры с копной рыжих волос. – А ты теперь ступай учиться.
– Как?! – только и смог выговорить я, полагая, что меня будет учить сам Курои и никто другой. – Куда?
– В школу, Кречертёнок, в школу.
– Но разве не ты сам…
– Заслужить надо, – донёсся издалека голос Курои.
Я был памятью Курои
С тех пор, как риг Лоэгайре принял веру Йессу Гриста благодаря стараниям лиса Патрикея, прошло больше ста зим. За это время христиане понастроили монастырей и храмов, приобщая к своей церкви всё новых и новых владетельных простачков. В земле, не тронутой римскими порядками, от богов стали отходить ещё проще и легче, чем в Придайне. Чаще всего это происходило из-за желания какого-нибудь местного властителя создать из своего двора хоть что-нибудь значащую оппозицию к здешней друидической роще. А рощи даже на крайнем закате, в пределах коннахтов, где жили одни лишь рыбаки и охотники на тюленей, были гораздо могущественнее дружины любого почётного данника любой из ветвей рода Уи Нейлов. Христиане говорят, что гордыня – главный смертный грех. Но именно она и стала их оружием на пути к стяжанию новой паствы.
Дети Неба в большинстве своём отсиживались в холмах, смертную обиду точа на людей. Боги ещё долго будут весьма сильны, ибо веками их будут помнить благодаря их волшебству, эту землю во многом и создавшему такой, какая она есть теперь. Но это была уже вторая смертная обида, нанесённая людьми богам. Первая произошла в незапамятные времена, когда сыновья Испанца загнали Детей Неба в холмы.
Фоморам на христианство и всё такое прочее было откровенно плевать, ибо свою добычу они всегда получали – и от мореходов, и на суше в пору Самайна.
Божественные предки Фир Болг не лишились должного почтения, и их изображения ещё долго останутся в домах думнониев и галеониев, потомков знаменитого Племени кожаных лодок.
Ещё более нарочитым безразличием отличались маленькие народы лесов, гор, водоемов и полей. Они, кстати, с удовольствием шутки ради залетали в христианские храмы прямо во время богослужений и щипали священников за мудя под рясами. Те корчились то от боли, то от щекотки, давали петуха в песнопениях, чем искренне веселили паству, забывавшую при этом ограждать себя крестообразным защитным знаком. От кого ограждаться, ежели все свои – и люди, и духи, а теперь уже и христианские священники и монахи.
… Свои ли они, христианские священники и монахи? Курои считал, что нет. Он и некоторые другие боги и полубоги полагали, что придёт время и все они по вине жрецов Йессу Гриста станут в лучшем случае персонажами досужих басен. В худшем – кем-то наподобие существ, именуемых в христианской вере даймонами, а те – Курои сам не видел, но кое от кого слыхал – будут похуже фоморов.