Так остались изумлены
Все епископы-аббаты,
Лишь писец строчил упорно
Всё, что услыхал в дебатах.
Как услышал, так и стало, –
Мол, Талиесин в раю
Побывал и лет немало
В иудейском был краю,
Мол, с Христом он вёл беседы,
Разгонял в аду чертей,
А потом стяжал победы
С Македонцем без затей.
В общем, бред писца глухого,
Юркнув в каждые уста,
Сделал барда молодого
Посвятей того Христа.
А мораль, увы, не нова
Под истории конец:
За любым изустным словом
Завсегда придёт писец.
Погром в Аннуине
Говорят, что сие есть первоначальный вариант поэмы Талиесина «Добыча Аннуина», но это неточно…
Скажу вам словно на духу,
Как стражник на посту –
Никоим образом хвалу
Я не воспел Христу.
Но наш веселый кимраэг,
Валлийский наш язык,
«Вождя» и «господа» навек
Однажды сплел за миг.
Поэтому чтоб знали вы,
Хоть кто-то станет хмур,
Моим объектом похвалы,
Конечно был Артур.
… Нас было семеро по пять
И триста раз по семь.
Считая снова, я опять
Запутался совсем.
Да, переписчики потом
Сгноили на корню
Те строки, где мы всем гуртом
Предались питию.
Вот почему я невзлюбил
Всю кодлу чернецов,
Которые, что будет сил,
Калечат честь отцов.
Какая же в попойке честь?
Сказать нетрудно мне:
Из погребов прислали весть,
Что истина – в вине,
И эта истина гласит,
Что нет того вина,
И ковш – ох, кравчий голосит! –
Достал уже до дна.
Тут кто-то вспомнил о Котле,
Что в Аннуине скрыт –
Вина в нем столько – все залей,
Коль каждый явит прыть.
И, как ведется издревле –
Как было и грядет –
Попировав, навеселе
Все собрались в поход.
На пристани в одну ладью –
Я подчеркну: в одну –
Мы взгромоздились и – адью,
Отправились ко дну.
И, так попавши в мир иной,
Устроили кошмар,
По ходу источав хмельной
Изрядный перегар.
Но, возвратившись – да, с Котлом
И нет, не целиком –
Никто не вспомнил, что за кром
Повергли мы в погром.
Названье каждый изрекал
Иное всякий раз,
Но все, в итоге, я вписал
В нехитрый свой рассказ.
И пусть подсчет я им не вел
И что-то не учел,
Но главное, что есть Котел
И он всегда – Котел!
***
– Ну, чего ты? – Мат ап Матонви присел рядом с Арианрод, плачущей навзрыд. Все это время он чувствовал ее боль и отчаяние, но теперь, казалось, ощущал их так, будто всё это происходит с ним самим.
– Как же так! – всхлипывала Арианрод. – Как же он?!.. Что со мной дальше будет? Что мне теперь делать?
– Хорошо всё будет. Жить, – ответил Мат сразу на оба вопроса. – Жить, Этленн, – впервые за долгое время он назвал ее не тем именем, которое она сама себе взяла, когда вошла в силу, а тем, что было дано при рождении.
– Как?
– Хорошо и правильно.
Арианрод-девочка перестала всхлипывать и подняла на учителя влажные воспаленные глаза:
– Почему, Мат? Почему так произошло? Почему со мной?
– Потому что лучше всего учатся через боль… если учатся, конечно, а не как всегда, – ответил он и погладил Арианрод-девушку по волосам.
Остальное он скажет Арианрод-женщине немного позже. Когда она сможет выслушать и понять. Правда, прежде нужно будет во всём еще разобраться самому.