— Никого не собирался обвинять, — сказал Имрик. — Что случилось, того не переменить. Решать надо, что необходимо делать дальше.
— У Имрика есть предложение, и я думаю, его стоит услышать, — сказал Тириол.
Его мантия блестела в лучах солнца, льющегося в высокие окна. Повернувшись к Имрику, маг кивнул.
— Каждое княжество пыталось в одиночку бороться с этими культами — и не смогло, — заговорил Имрик и пожал плечами, словно извиняясь перед Финуделом и Атиелью. — Похоже, что это проблема Ултуана как целого. А проявлять власть над всем островом можешь только ты, Король-Феникс. Своей властью собери армию из всех стран. Назначь командующего или поведи ее сам и выжги заразу из каждого княжества по очереди.
Король-Феникс и князья ничего не сказали — возможно, ожидая, чтобы Имрик развернул свой план. Но ему нечего было добавить, и он молчал. Наконец Бел Шанаар шевельнулся и подался вперед на троне.
— Армию? — спросил он тихо, но твердо. — Такое ты предлагаешь решение?
Имрик глянул на Тиринора, но на непроницаемом лице кузена ничего не прочел.
— Секты представляют угрозу, — сказал Имрик, — и их нужно уничтожить. Армия — это может быть нецивилизованно, но зато эффективно.
— Ни одну болезнь никогда не удавалось вылечить насилием, — ответил Бел Шанаар.
— Орки и чудовища Элтин Арвана могли бы тебе возразить, — не согласился Имрик. — Избегать насилия — похвально. Уклоняться от долга защитника Ултуана — нет.
— Поаккуратнее выбирай слова! — резко сказал Элодир. — Ты обращаешься к Королю-Фениксу; не забывай обетов, которые ты принес перед священным пламенем Азуриана! Каледор пока что часть Ултуана и один из доменов Короля-Феникса.
— Свои обеты я не забыл, — ответил Имрик столь же горячо, переводя суровый взгляд с Элодира на Бел Шанаара. — А помнит ли Король-Феникс — свои? Он ведь жил тогда в самые черные дни нашего народа, суровые времена, требовавшие суровых действий. Слишком долго гноятся язвы этих сект.
— Такое неуважение непозволительно, — заявил Элодир, но Имрик даже не глянул на него, не сводя глаз с Короля-Феникса.
— Замолчи, сын, — сказал Бел Шанаар. — У Имрика есть причина быть недовольным, хотя он решил не сластить горькую пилюлю мягкими словами. Он прав. Я принес обеты защищать Ултуан от всех врагов и опасностей. То, что эту опасность создали мы сами, не делает ее лучше тех, что грозят нам из-за наших границ. Во многих смыслах она куда хуже.
— Для многих из этих сект хватит одной демонстрации силы, — сказала Атиель. — С их предводителями, которые ловят в свои сети неосмотрительных и близоруких, надо разобраться всею строгостью закона. С теми, кто ищет смысла существования или попал в секту по беспечности, — им следует показать ошибочность их путей, не наказывая.
— Армия вызовет сопротивление, — сказал Элодир. — Угроза насилия вызовет у сектантов желание себя защитить.
— Они уже практикуют насилие, — сказал Тириол. Тонкие пальцы мага теребили рукава мантии. — Приносят жертвы, отнимают у эльфов жизнь. Из каждой страны приходят слухи о сектах, предпочитающих сражаться и умирать, чем отдавать себя на милость князя и его воинов.
— И это насилие будет расти, — сказал Бел Шанаар. — Сектанты рассеянны, неорганизованны и представляют собой угрозу в большей степени духовную, нежели физическую.
— Не согласен, — возразил Финудел. — Им помогает Нагарит, и я в этом уверен.
— Уверен, но доказательств нет, — ответил Бел Шанаар. — Вы хотели бы, чтобы я целое княжество объявил вне закона на основании слухов?
— Не слухов, — сказала Атиель, едва сдерживаясь. — Мы находили тела убитых табунщиков. Иные исчезали бесследно. А старейшин отдаленных городов запугивают и убивают.
— А убитых наггароттов — их вы находили после этих набегов? — спросил Элодир.
Атиель и Финудел молчали — видимо, ответа на этот вопрос у них не было. Элодир покачал головой и посмотрел на отца.
— Похоже, что нам не предложено более глубокого проникновения в вопрос, — сказал Король-Феникс. — И мы не ближе к решению, чем были сутки назад.
— Действовать надо, — сказал Имрик. — Секты расцветают из-за бездействия.
— Поспешных решений я принимать не буду, — сказал Бел Шанаар. — Ситуация становится все более неустойчивой, и я не стану ее усугублять без серьезной причины. Твою позицию, Имрик, я обдумаю. Сейчас приглашаю всех к угощению, а вечером к себе.