– Будёшь зелёный чай или чёрный? – спросила Лариса.
– Любой. Какой себе, такой и мне наливай.
Роман был непривередлив в быту. С аппетитом ел всё, что она готовила и непременно хвалил. После инсульта он почти полностью оправился, лишь правая рука подводила. «Хорошо, что я левша», – не раз говорил Роман, не прекращая попыток разработать руку. Лариса восхищалась его силой воли и жизнелюбию. Столько на его век испытаний выпало, а он не перестал бороться и находил радость в жизни. Рано потеряв родителей, он попал в интернат, но не озлобился и не пошёл по «кривой дорожке», закончил с отличием военное училище, несколько раз отслужил в горячих точках, потом женился, воспитывал сына, а два года назад его семья разбилась в аварии. «Я бы на его месте свихнулась от горя и пила не просыхая, – подумала Лариса и с горечью усмехнулась. – Да я и на своём месте неплохо клюкала… Кажется, это всё было в другой жизни. Одну я провела с Николаем и Алёнкой, другую в любовном дурмане с Олегом и алкоголем, а третью, надеюсь, разделю с Романом». Ей до сих пор не верилось в своё счастье. С Романом она чувствовала себя спокойно и уютно, он не жалел своего душевного тепла, как Николай, не погружал в приторную сладость страсти и обмана, как Глеб. Путь к настоящей любви оказался настолько тернист, что она чуть не потеряла себя.
– О чём думаешь?
– Да, так. О себе, о тебе, – отозвалась Лариса, нежно дотрагиваясь до его руки. – Кстати, совсем забыла, Алёнка звонила, завтра к нам приедут. Надо баню затопить, а то Дашка сопливит.
– Сделаем, – отозвался Роман. – Надеюсь, и Новый год у нас справлять будут. Всё-таки за городом лучше.
«Первый мой праздник без спиртного», – подумала Лариса, ощутив волнение. До конца она никак не могла избавиться от страха, что сорвётся и вновь погрузится в алкогольный дурман.
– Вместе мы со всем справимся, – сказал Роман, угадав её переживания.
Иван-не-дурак
Иван вышел из подъезда старой двухэтажной кирпичной хрущёвки, улыбнулся новому дню и потянулся, широко раскинув руки. Настроение отличное, салатовые бриджи-шаровары получились удобными и шуршащими, голубое в белый горох пончо из старой тканевой скатерти смотрелось свежо и оригинально. Ему повезло, что в свои сорок пять он может демонстрировать собственные творения, рост и подтянутая фигура позволяли. Получившийся образ он дополнил ирокезом на голове, самодельными шлёпанцами и оранжевым рюкзаком с синими заплатками, куда положил кулёчек с семечками, несколько сосисок и бенгальские огни. Он предпочитал гулять по улицам во всеоружии. Голубей Иван прикармливал, чтобы не смели его наряды портить, собак уваживал сосисками, чтобы не гавкали вслед, а бенгальские огни держал на самый крайний случай. Вдруг на него люди внимания не обратят. Ему нравилось быть на публике, чувствовать, как притягиваются взгляды всех от мала до велика. Дети часто простодушно восклицали: «Посмотри, какой яркий дядечка!». Иван отвечал им улыбкой и крутился на месте, давая возможность оценить наряд со всех ракурсов. «Я – талантливый дизайнер, мой подиум – улицы!» – считал он, хотя иногда огорчался, что так и не смог двадцать пять лет назад поступить в государственную текстильную академию и быть среди тех, кто творит красоту в больших масштабах.
На трамвайной остановке, где обычно можно найти зрителей, Иван встретил лишь знакомого бездомного Петьку, который делал утренний обход.
– Эх, Ванька, глупый ты человек, – сказал он, оглядев его новый необычный наряд. – Уже седина в волосах, а всё как ребёнок… Побьют тебя когда-нибудь.
– За что? – удивился Иван.
– Ты как павлин среди воробьёв, голубей и сорок. А таких не любят.
– Но я ничего плохого не делаю? Наоборот, – возмутился Иван, – я бросаю вызов серости.
Петька разразился сухим лающим смехом и сказал:
– Вот-вот, за это морду и расквасят. Если решат, что голубой, то и прибьют... В общем, как бывший биолог дам совет, мимикрируй… Ладно, мне пора, пока!
Иван попрощался, немного похмурился, думая над его словами, а потом улыбнулся. Он родился не таким, как все и не собирался данного факта стыдиться. Жизнь должна приносить радость, и никакие тумаки не способны его переубедить. В садике Ваню считали странным, но интересным, никто не мог придумывать столь увлекательные игры. В школе всё изменилось, одноклассники постоянно издевались, надсмехались над его попытками подружиться и обзывали маменькиным сынком и чудиком. Иван страдал и мечтал поскорее получить аттестат. «Не торопись взрослеть, моё солнышко, – говорила мама. – Не обращай внимания на чужое мнение, ты особенный… Давай лучше сошьём что-то невообразимое, и грусть сразу отступит». Иван запомнил родительскую мудрость, и она не раз его спасала от тёмной безысходности. Особенно, когда десять лет назад умерла мама. Тогда он ушёл из швейного ателье, где трудился портным-универсалом, и погрузился в алкогольный дурман, пытаясь справиться с горем. Водка притупляла боль потери, но душу лечило лишь творчество. Он придумывал невероятные вещи, способные взорвать скучный серый мир. Его творения могли помочь людям раскрасить жизнь. Именно тогда Иван и решил стать уличным модельером, а чтобы сводить концы с концами и что-то кушать, два через два сторожил здание малого драматического театра.