— Сколько ей лет? — полюбопытствовал Артур. Ему тоже хотелось знать о ней как можно больше.
— Девятнадцать.
— И она не напустила на тебя отца с большим мясницким ножом?
Сэм печально покачал головой.
— Ее отца и брата убили немцы. А мать умерла от туберкулеза. Соланж одна-одинешенька.
Это произвело на Артура впечатление. Сэм не солгал: они действительно побеседовали.
— Вы договорились встретиться?
— Да, Артур. И вот что я тебе скажу. Она еще не в курсе, но после войны мы обязательно поженимся.
У Паттерсона от изумления слова замерли на губах. Он воззрился на приятеля. Сэм сошел с ума, но и он, Артур, тоже, почему-то вдруг поверив: так оно и случится.
Вечером Сэм и Соланж снова встретились. Она рассказала ему о своей жизни при немцах. В каком-то смысле ей довелось хлебнуть лиха не меньше, чем ему, а ведь она всего лишь беззащитная девушка. Приходилось изощряться, чтобы не быть арестованной, замученной или изнасилованной. К тому же на ее плечи легли заботы о больной матери. У них редко бывал достаток, и Соланж обделяла себя ради больной. Со временем им пришлось переехать из своей квартиры в меблированную комнату, ту самую, где она и сейчас жила. Комната была связана с тяжелейшими событиями ее жизни. Но куда деваться? На всем белом свете не осталось никого, кому Соланж могла бы довериться. Когда кто-то из своих донес на ее брата, это подорвало всякое доверие к ее соотечественникам.
— Приезжай как-нибудь в Америку, — сказал Сэм, прощупывая почву, в то время как Соланж уплетала заказанную им еду. Он заказывал все новые блюда и был рад, что она не отказывается от них.
В ответ на его слова она пожала плечами, показывая, что считает это несбыточной мечтой. Не стоит даже думать…
— Это очень далеко, — и повторила по-французски: — C'est tres loin.
Сэм понял, что она имела в виду не только расстояние.
— Не так уж и далеко.
— А ты 'Арвард — после войны?
— Возможно.
А вообще-то это теряло свое прежнее значение. Сейчас трудно представить, чтобы он вернулся к учебе. Может, все-таки попробовать поступить на сцену? По ночам в окопах они с Артуром много говорили об этом как о чем-то не лишенном смысла. Но кто знает, что будет иметь смысл по возвращении домой? Сколько воды утекло…
— Я хочу стать актером, — пустил он пробный шар. Интересно, что она скажет?
— Актером? — немного подумав, Соланж одобрительно наклонила голову. Так и расцеловал бы ее!
Сэм улыбнулся и заказал полную вазу фруктов — должно быть, она не ела их много месяцев; может, даже забыла вкус. Ее смущала щедрость Сэма, и в то же время все выглядело совсем естественно — словно они были старыми друзьями. Трудно поверить, что еще вчера утром они не были знакомы.
Их дружба день ото дня продолжала крепнуть. Они подолгу бродили вдоль Сены, заглядывая в маленькие бистро, чтобы подкрепиться. Наконец они впервые взялись за руки.
Сэм видел Артура только за завтраком. До них дошли плохие вести: через два дня после парада победы на Елисейских полях Паттон переправился через Мозе, а спустя неделю уже взял Мец на Мозеле и направлялся в Бельгию. Вряд ли им позволят долго почивать на лаврах в Париже. И действительно, третьего сентября англичане освободили Брюссель с Антверпеном.
— Скоро нас вышвырнут отсюда, Сэм, попомни мои слова, — мрачно пророчествовал Паттерсон за завтраком, и Сэм разделял его опасения. Но как расстаться с Соланж?
В тот день, когда Брюссель сдался англичанам, она привела его к себе; он бережно снял с нее протертое до дыр голубое платье ее матери и овладел ею. К его изумлению и восторгу, Соланж оказалась девственницей. Потом она лежала в его объятиях, с мокрым от слез лицом, которое он покрывал бесчисленными поцелуями. Он все сильнее, все беззаветнее любил эту девушку!
— Я так счастлива, Сэм! — повторяла она нежным, чуточку хрипловатым голосом, тщательно выговаривая слова.
— И я, Соланж, и я! — Мысль о разлуке казалась невыносимой.
Соланж становилась все доверчивее, все полнее открывала перед Сэмом душу. Однако через две недели пришел приказ. Их переводят на Германский фронт, война еще не окончена, хотя конец ее близок. Никто не сомневался, что теперь, после освобождения почти всей Европы, Германия быстро падет — возможно, к Рождеству. Так Сэм обещал своей любимой, лаская ее прекрасное тело. У Соланж были атласная кожа и густые волосы, вспыхивающие у нее на плечах и груди, точно бенгальские огни.
— Я люблю тебя, Соланж! Господи, как я тебя люблю!
Он еще не встречал подобной девушки. Во всяком случае в Бостоне — вообще нигде!