Знаменательным стал для них тот сентябрьский день, когда он смог наконец выслать ей необходимую сумму денег, которой хватило на проезд и еще оставалось на покупку кое-какой одежды. Сэм написал любимой, что первое время им придется жить на его зарплату официанта плюс чаевые. Это будет нелегко, но у него не возникало и тени сомнения в правильности намеченного пути.
Она приехала двадцать шестого сентября туристским классом, на теплоходе «Де Грасс» — с самого окончания войны это было единственное судно, отходившее от Гавра. Сэм ждал на пристани и нетерпеливо смотрел в подаренный ему Артуром бинокль. Жадно вглядывался в лица и уж было запаниковал, как вдруг на нижней палубе мелькнуло белое платье и маленькая белая шляпка, из-под которой выбивались такие любимые рыжие волосы.
Он замахал руками, но в порту были сотни встречающих, и Соланж его не заметила.
Ей понадобилось несколько часов, чтобы пройти таможенный досмотр, и все это время Сэм сгорал от нетерпения. Стоял погожий солнечный день; в порту было очень тепло, с моря дул легчайший ветерок. Как раз подходящая погода для ее приезда!
Наконец Соланж освободилась и скользнула в его объятия. Шляпка съехала набок; неудержимо хлынули слезы. Сэм целовал ее мокрое лицо и сам тоже плакал от счастья. Настал долгожданный момент!
— Господи, Соланж, как я тебя люблю!
Ими владела безграничная, безрассудная страсть. Сэм никак не мог оторваться от любимой. Он пропустил несколько занятий и с огромным трудом заставлял себя в пять часов вечера выходить на работу. Он снял небольшую студию в районе Сороковых улиц, и Соланж каждый вечер, в любую погоду, провожала его в ресторан. Он возвращался ночью, в половине третьего, приносил еду, и Соланж не ложилась спать, не дождавшись мужа. Они занимались любовью, затем ужинали — иногда в четыре часа утра.
На Рождество Соланж заявила, что ему пора всерьез подумать о карьере, которая по-прежнему казалась Сэму недостижимой мечтой. Соланж настаивала, и Сэм понял, что она права. Временами она ходила вместе с ним на занятия и поражалась, до чего же он талантлив… и все остальные тоже. Тем не менее преподаватель был постоянно недоволен и выдвигал все новые и новые требования. По утрам Сэм читал пьесы и разучивал отрывки для прослушивания.
Время от времени они встречались с Артуром, хотя и не так часто, как хотелось бы. Дело осложнялось тем, что Сэм по вечерам работал, а у Артура появилась постоянная девушка по имени Марджори. Она говорила в нос и стригла свои светлые волосы каре. Ей не особенно нравился Сэм, и она не упускала случая подчеркнуть, что он — жалкий официантишка. Более того, к немалому смущению Артура, она не скрывала своей антипатии к Соланж. Наедине с Артуром Марджори называла его друзей не иначе как цыганами. Ее ничуть не трогали рассказы Артура о войне или о том, как Соланж во время оккупации потеряла всех близких. Сама Марджори в эти годы выполняла какую-то работу для Красного Креста и считала ее куда как более благородной.
В свои двадцать восемь лет она безумно боялась остаться без мужа. После войны было много таких перезрелых девушек, как она, утверждавших, что, если бы лучших парней не отправили за океан, они бы давно вышли замуж. И Марджори усиленно обрабатывала Артура, чтобы сменить свой статус «подруги» на более респектабельный.
У Артура хватало своих забот. Мать все больше хворала; ее тяготила близкая женитьба его на Марджори. Артур вернулся в свою прежнюю юридическую фирму и делал немалые успехи. Ему не хотелось огорчать мать, беспрестанно твердившую, что он может найти кого-нибудь помоложе и посимпатичнее. Если нет, так уж лучше остаться холостяком. Сэм насмотрелся на нее, когда жил вместе с Артуром, и сочувствовал другу, на которого оказывалось давление сразу с двух сторон. Мать хотела удержать его при себе и смотрела на всех женщин как на соперниц. Впрочем, она ревновала и к друзьям. Сын должен был принадлежать ей одной и чувствовать себя виноватым за каждую минуту, проведенную вне дома.