У Артура были свои муки. Он бредил ребенком, но Марджори и слышать об этом не хотела. Артур считал Сэма круглым идиотом, но держал свое мнение при себе. Все, что он мог, это подбадривать Соланж во время их совместных вылазок в какое-нибудь кафе. Как можно, думал Артур, причинять страдания такой прекрасной, верной и страстно влюбленной в мужа женщине? Ах, если бы несколько лет назад он не сплоховал… Но теперь уже слишком поздно. Соланж замужем и обожает своего мужа.
— А ты, Артур, сам-то ты счастлив? Нет, конечно же, нет, — она сама ответила за него, и он не стал спорить. Можно ли быть счастливым с такой женой, как Марджори? Честолюбивой, эгоистичной, холодной, как айсберг…
— Заставь ее родить тебе ребенка! — полусерьезно, полушутя советовала Соланж.
Артур невесело усмехнулся. Во всяком случае подобные методы не для него. Не такой он человек.
— Нельзя принудить женщину родить, — он выдавил жалкую улыбку. — В результате мы получим сварливую мать и нелюбимое дитя — не то что ваши девочки.
Они были настоящие ангелочки — Хилари и Александра, — и Артур их обожал. Хилари была темноволосой, как отец, с большими зелеными глазами, Александра — рыженькой и голубоглазой.
Артур улыбнулся Соланж и заметил грусть в ее глазах. Она знала, чем занимается Сэм: до нее доходили слухи. И потом, о каждом его шаге сообщалось в газетах.
— Чертов дурак! — сетовал Артур. — Ему всего тридцать один год, а он уже поймал удачу за хвост — и отхватил жену, за которую многие не пожалели бы отдать правую руку.
— Зачем мне правая рука? — с галльской философской невозмутимостью парировала Соланж. — Я предпочла бы его сердце, а не руку… и все эти побрякушки. Я уже знаю: если он дарит мне очередной бриллиант, значит, снова проштрафился.
Артур нахмурился. Он по-прежнему консультировал Сэма по финансовым вопросам и тщетно убеждал экономить. Но Сэм вошел во вкус. Он покупал, и покупал, и покупал: игрушки дочерям, меха и драгоценности жене, одежду для себя… И дорогие вещи для своих любовниц. Некоторых Артур знал — и осуждал Сэма. Он надеялся, что Соланж пребывает в неведении, но теперь понял: она обо всем догадывается и по-настоящему несчастна.
— Артур, я не представляю, что делать в такой ситуации. Должна ли я устроить сцену, дать понять, что мне все известно, или просто сидеть и ждать, пока их связь изживет себя? А она изживет себя. У Сэма всегда так — и всякий раз он возвращается ко мне.
Она подарила Артуру улыбку, которая могла бы повергнуть его к ее стопам, если бы предназначалась для него. Но это было не так.
— Ты мудрая женщина, Соланж. Большинство американок ведут себя иначе. Едва заподозрив, что муж завел интрижку на стороне, нанимают частных детективов, подают на развод и стремятся отсудить у него все, что только можно.
Она снова улыбнулась грустной улыбкой, которой показала, что ей тысяча лет, пусть даже выглядит она на двадцать.
— Артур, мне ничего не нужно, кроме моего мужа.
Он знал: она по-прежнему обожает Сэма. О, как Артур завидовал этому человеку! Он много раз спрашивал себя: что случилось бы, если бы он сам не оставлял Соланж в покое, заговорил с ней на Рю д'Арколь? Все эти годы он задавал себе этот вопрос. Но что толку? Повезло не ему, а Сэму. Неблагодарный ублюдок!
— Должно быть, он скоро успокоится, — Соланж вздохнула и допила вино. — С каждой новой партнершей по пьесе у нас возникает проблема. А потом ему приедается. Он всего себя вкладывает в спектакль… и все, что с ним связано. Театр выжимает из него все соки, пьет его кровь.
Казалось, она сама верит тому, что говорит. Но Артур позволил себе усомниться.
— Не до такой степени. Просто Сэм заелся. Его испортил успех, избаловали женщины. Прежде всего ты, Соланж.
— Он для меня… В нем вся моя жизнь. — Ее зеленые глаза остановились на Артуре, в то время как слова острым ножом вонзались в сердце.
— Тогда не суетись. Он опять вернется. Это для него продолжение игры. Пока ты это помнишь, остальное не имеет значения.
Соланж кивнула. Мудрый совет. Она и сама пришла к такому же выводу. Лучше умереть, чем потерять Сэма.
Новая связь Сэма Уолкера длилась полгода и грубо оборвалась попыткой примадонны совершить самоубийство. После этого она, сославшись на нездоровье, бросила театр, и жизнь Сэма вошла в прежнее русло. Угроза на время отступила. Шел пятьдесят четвертый год. Сэм вернулся к жене и детям. Пьеса продержалась еще год, побив все рекорды живучести. Когда ее все-таки сняли с репертуара, Сэм воспользовался передышкой, чтобы свозить Соланж и девочек в Сен-Тропез. Он побывал там во время войны и с тех пор мечтал о новой встрече с югом Франции.