— Мне нет дела до этих соплячек, и тебе тоже нечего с ними возиться. Пусть привыкают к своему новому положению.
— В восьми- и пятилетнем возрасте?! Это же Рождество! Самое меньшее, что мы можем для них сделать…
— Ничего не хочу слушать. Если тебе охота разыгрывать благородного спасителя, это твое дело, а меня не впутывай! — И она ушла, хлопнув дверью.
Упорное нежелание встречаться с девочками было продолжением ее застарелой ненависти к Уолкерам вообще. Она также хотела отплатить Артуру за его частые встречи с Соланж. Не то чтобы она ревновала — просто терпеть не могла ее чисто французское кокетство и то, что Сэм был актером — пусть даже популярным.
На Рождество Сэм так и не увиделся с дочерьми. Ему не разрешили позвонить им, да он и сам не стал бы, потому что не мог думать ни о чем, кроме Соланж: как случилось, что он убил ее?
Артур показывал ему фотокарточки, но отрешенность Сэма не проходила — он говорил только о Соланж и о прошлом, без конца перечислял свои грехи и ошибки. Он превратился в старика, у которого все в прошлом и нет будущего. Артур пытался пробудить в нем интерес к предстоящему процессу. Сэм не заботился о защите и часто повторял, что заслужил высшую кару. Это угнетало Артура.
Так прошла зима. Хилари более чем успешно вела хозяйство; младшие девочки хорошо себя вели — правда, на их личиках, так же как у Хилари, застыли душевная боль и недетское страдание, пугавшие Артура. Однако Хилари не нуждалась в его утешениях. После кончины матери она держалась замкнуто. Он не раз пытался внушить ей, что он — ее крестный отец и любит ее, но девочка только вежливо внимала и никак не отзывалась на ласку. Она стала странным, отчужденным, неестественно спокойным ребенком, а об отце говорила так, словно он давно умер — задолго до матери. Случившееся оставило глубокий след в ее душе; она забыла о своем возрасте. Трагедия наложила на нее отпечаток, и было больно видеть, как она превращается в старушку.
Артур пытался вывозить их так часто, как только мог. Его одолевали заботы о том, чем платить за помощь по дому, за их учебу, питание и жилье. Маленькая Мегана несколько раз болела — последовали счета от врачей. А ведь еще нужно было покупать одежду, обувь… Деньги, полученные от продажи драгоценностей, главным образом ушли на судебные издержки. Знала ли Хилари об их бедственном положении? Так или иначе, она всех понуждала к экономии, даже научилась сама чинить одежду. Мегана стала считать ее матерью.
К весне Сэм потерял тридцать футов. Психиатрическая экспертиза была закончена. Врачи пришли к заключению, что он страдает от тяжелейшей депрессии. По их мнению, совершая преступление, он действовал в состоянии аффекта, — возможно, временного помрачения рассудка, хотя в общем был вполне нормален и отвечал за свои поступки. Главной проблемой была вполне объяснимая депрессия.
Артур никак не мог прорваться за броню отрешенности, которой Сэм себя окружил, и добиться сотрудничества в деле его защиты. Казалось, Сэма ничуть не трогают его усилия, а ведь он много месяцев работал по ночам, выискивая прецеденты и малейшие нарушения процедуры, допущенные обвинением.
Суд обернулся кошмаром. Прокурор потрудился на славу: разыскал и снял показания со всех до одной шлюх и старлеток, с которыми Сэму довелось переспать. То был парад красоток, призванный убедить присяжных в том, что Сэм Уолкер много пил, часто бывал груб и не имел моральных устоев. Зато портрет Соланж, нарисованный прокурором, никого не оставил равнодушным, и Артур не мог не признать его достоверности. Обвинение представило жертву исключительно умной, живой, обаятельной женщиной, почти святой, беззаветно преданной мужу, полной желания ему угодить, заботившейся о его артистической карьере, не помышляющей ни о чем, кроме его счастья, а также сверхзаботливой матерью трех его дочек. Она рачительно вела хозяйство и не угодила ни в одну из ловушек, расставленных на пути жен знаменитостей Бродвея и Голливуда. Обвинение со всей прямотой заявило, что, несмотря на скрупулезную проверку, они не нашли ни одного человека, который смог бы сообщить что-нибудь, порочащее Соланж. Все свидетели отзывались о ней как о верной жене, посвятившей себя мужу. Такая женщина не могла дать повода для «временного помрачения рассудка» — нет, муж жестоко, бессмысленно и злобно убил ее.
Прокурор настаивал на том, чтобы суд вынес приговор — «виноват в совершении убийства первой степени», то есть предумышленного убийства. Сэм Уолкер заранее спланировал злодейское покушение на ее жизнь, стремясь развязать себе руки для дальнейших похождений.