— Мила, не вставай с кровати. Я скоро вернусь, — обратился к ней Рейн из-за перегородки.
Только теперь Мила осознала, какой глупой выглядела в глазах Рейна. Сначала попыталась сбежать, теперь стала обижаться и брюзжать. Так себя в тринадцать лет ведут. А в восемнадцать разум должен контролировать слова и поступки. «Надо извиниться перед ним, — решила Мила, отставляя пузырек. — И пора уже спросить, что именно со мной сделали».
Она крепко зажмурилась, помассировала глаза пальцами, надеясь облегчить боль. Надежды не оправдались. Комната расплылась перед глазами, а показавшийся из-за ширмы Глаубер выглядел как человекообразная клякса.
— Что-то не так? Ты меня не видишь?
— Только очертания.
— Сильно зажмурилась? На глаза надавливала?
— Да, и еще одно да.
Клякса патетически вздохнула.
— Не делай так больше. Скоро тело само адаптируется.
— Адаптируется к чему?
Клякса оглянулась, кажется, в сторону ширмы, и вернулась к ней.
— Ты будешь видеть четче и дальше. Слух тоже станет более чутким. Кроме того, ты сможешь увидеть то, чего не видит обычный человек.
— А точнее?
— Эффект от препарата индивидуальный. Узнаем опытным путем, — не дав Миле в полной мере испугаться, Рейн продолжил. — Полагаю, в этом причина головной боли — твой мозг не привык к новому уровню восприятия. Но если ты уже не морщишься при каждом звуке, значит, начала приспосабливаться.
— Вот как, — Мила почувствовала облегчение. — А что еще?
— Еще? — и снова в голосе слышалась усмешка. — Например, ты станешь сильнее и выносливее любой ровесницы. И память должна улучшиться. Этого тебе хватит?
Мила кивнула: «Может, оно того стоило». Ее организм решил, что она слишком оптимистично относится к ситуации, и напомнил о пережитом кошмаре головной болью. Мила зажмурилась и потерла виски.
— Не волнуйся, скоро ты полностью адаптируешься, — успокоил ее Рейн абсолютно равнодушным голосом.
— Надеюсь. А скоро — это когда?
— Полагаю, недели через две или три. Самое большее, через полтора месяца.
Распахнув от удивления глаза, Мила различила на лице Глаубера широкую ухмылку.
— О, у кого-то проснулось чувство юмора. Тоже ввел себе специальную вакцину?
Рейн рассмеялся. С удивлением Мила отметила, что смех у него очень приятный и звонкий, почти как у ее отца.
— Если пытаешься разуверить меня в том, что ты машина, то у тебя неплохо получается, — продолжила девушка, отгоняя мысли о родителях.
— Спасибо. Но я думал, что ты сердишься на меня из-за… К-хм, из-за моей национальности.
— Я вообще-то толерантна, как и всякий хороший журналист, — гордо произнесла Мила, кивнув самой себе головой. Растрепавшаяся челка хлестнула по глазам, вызвав новый приступ боли.
— Полагаю, ты слишком идеализируешь эту профессию, — Рейн вернулся к прежнему холодному тону.
— Вовсе нет! Я прекрасно представляю, сколько сложностей в этой работе. Долгие копания в архивах, постоянные дедлайны, утомительные попытки добиться интервью у местных властей…
— Сотни статей об открытии нового сквера или о спасении домашних питомцев.
Мила сникла. Рейн говорил спокойно, без пренебрежения, и от того ее наигранный энтузиазм казался еще нелепее.
— Как бы то ни было, спасибо за отсутствие предрассудков. Я изучал историю твоего мира. И, если быть честным, начал опасаться того, что ты можешь устроить.
— Из-за моей, к-хм, национальности? — передразнила его Мила. «Подождите, так он не из моего мира?!»
— В том числе. Я думаю, что…
— Господин Глаубер, как она? О, слава Богам, ты пришла в себя!
В дверном проеме показалась Рирха.
— Надо сообщить Оникке. Кстати, господин Глаубер, она просила вас зайти к ней как можно скорее. Она в Калейдоме, на втором этаже.
Рейн вздохнул. Кажется, с облегчением.
— Мисс Мила в полном порядке. Но сегодня ей нужен отдых, никакой физической нагрузки. Самое большее — прогулка по территории крепости, — ответил он Рирхе, после чего вернулся к Миле.
— Боль должна пройти в течение получаса. Если этого не случится, скажи магистру Комнисен — она отведет тебя ко мне. И в ближайшие дни сообщай о любых недомоганиях. Медицинский центр на первом и втором этажах Калейдома, мой кабинет — на втором этаже. До встречи.
Еще раз заглянув за ширму, он быстро покинул комнату. Стало тихо.
— Магистр Комнисен, — наконец, заговорила Мила, радуясь возможности перейти на родной язык, — я тут подумала…
Она растерялась и замолчала. Вопросы в голове сменяли друг друга слишком быстро, чтобы хоть один успел вылететь изо рта. Зато желудок точно знал, что следует сказать.
— Ой! Извините, пожалуйста, — воскликнула Мила, заглушая урчание в животе.
— Ничего-ничего! Ты ведь последний раз ела еще в тот день, когда мы привели тебя в Бирюзовый дом?
— Да, утром… Секунду, — Мила насторожилась. — А сколько времени я провела без сознания?
— Двое суток.
«Удивительно, что я с ног не валюсь, — Мила тут же вспомнила свои переползания между кроватями. — А впрочем…»
— Тебе нужно поесть. Зоуи принесет обед тебе в палату. Я вернусь позже. Если будешь себя хорошо чувствовать, проведу тебя по крепости.
Мила благодарила Рирху так эмоционально, что та чуть не назначила девушке второй медосмотр.
— Кстати, а кто такая Зоуи? — спросила Мила, когда магистр Комнисен убедилась в ее почти трезвом уме и здравой памяти.
— Она работает в архиве. А еще в ателье.
— И доставкой еды занимается. Она местный гастарбайтер?
— Тебе она понравится, — ответила Рирха, явно не поняв значения последнего слова. — Она очень милая девушка. И, что самое главное, вы с ней из одной страны — будет, о чем поговорить.
— Правда?! — только теперь Мила задумалась о том, какая редкость встретить здесь представителя родного государства. — Не терпится с ней познакомиться.
— Долго ждать не придется, она вот-вот придет. И последнее. Пожалуйста, не рассказывай никому об операции и твоих новых способностях.
— Но почему?
— Я тебе позже объясню. Только подожди.
«Вы мне это второй раз подряд говорите», — хотела ответить Мила, но промолчала.
Магистр Комнисен широко улыбнулась и вышла из палаты.
По законам жанра именно в этот момент должна была появиться загадочная Зоуи. Но законы дали осечку. Время шло, а девушка — или дхеос, или озерница, или пришелица — никак не появлялась.
Устав сидеть на койке, Мила решила пройтись. Ходила она по-прежнему с трудом, в голове гудело, но ей вот-вот должно полегчать. Это хорошо. А вот то, что в отсутствие собеседников она вернулась к размышлениям о своей судьбе в Ордене, это очень, очень плохо. «Я больше не вернусь домой, — думала Мила, ковыляя от одной койки к другой. — Больше не обниму родителей, не загляну в мастерскую к Алисе, чтобы допоздна слушать ее мнение о ее же картинах, и Артем меня не вытащит на концерт инди-фолк-рок-чего-то-там-группы, и однокурсников не увижу, и со Светланой Сергеевной не поздороваюсь, и Степе не улыбнусь в лифте».
Мила оперлась о ширму и тяжело вздохнула. Она знала, что ей сейчас полагается заплакать. Нет, не так — зарыдать. Она одна в чужом мире и назад не вернется. Даже если вернется, она не сможет спокойно жить, зная, что в шаге от ее реальности притаилась невероятная вселенная. Орден с восьмигранными зданиями, удивительно красивыми снаружи и удивительно скучными внутри, трава, в которой отражается синева неба, радужные порталы в неведомые измерения, странные, но абсолютно реальные музы, загадочные беломирцы, жуткие птицеподобные создания, и многое-многое другое.
Как после такого возвращаться к разочаровывающим лекциям, бесконечным домашним обязанностям и ссорам родителей по ту сторону телефона?
Милу помотала головой. И заглянула за ширму. На койке спал молодой человек — на вид не старше тридцати. Темнокожий, очень крепкий и сильный. И раненый — правая рука и торс были обмотаны эластичными бинтами. Крови не было — возможно, Рейн только что менял повязки. На правой щеке виднелись глубокие порезы, сейчас покрывшиеся тонкой коркой. Мила вспомнила когтевидные отростки на крыльях существа, которое ввалилось в Бирюзовый дом, и поморщилась. «Неужели, это оно сделало? Или его собратья? А ведь если полчища таких тварей ворвутся в мой мир, мы можем не справиться». Мила зажмурилась. «Нет. Не вторгнутся. Теперь я об этом позабочусь. В конце концов, именно для этого меня и привели в Орден, верно? Значит, мне суждено сделать нечто очень важное».