Я потянулся и зевнул.
— Ну, поставь чайник, раз в школу не идешь.
— Иду. Только к третьему уроку.
— Значит, полчаса у тебя есть. Можешь даже сделать мне бутерброд.
Я думал, Алька вскочит и фыркнет: «Обойдёшься!». Или просто уйдет в свою комнату. Но в любом случае перестанет меня жалеть и смотреть, как на покойника.
Она неожиданно согласилась:
— Ладно, сделаю. А ты сон расскажешь.
Я кивнул. Дело не в том, что приятно сестру эксплуатировать. Просто самому очень хотелось рассказать то, что приснилось.
Алька ушла на кухню, а я осторожно вылез из-под одеяла и потянулся за одеждой. Рёбра уже не болели, но делать резкие движения всё ещё страшно. И не отступало ожидание неприятностей. Теперь, когда Алька ушла, оно стало сильнее.
Умывшись, я вышел на кухню и сел за стол. Алька уже заварила чай и намазала бутерброды. С маслом и мёдом, как я люблю.
— Рассказывай, — потребовала она.
Взяв бутерброд, я вздохнул и начал:
— Я летел в темноте…
Весь сон уложился в несколько фраз. Я не знал, как описать восторг полёта, радость от встречи с книгой, уют библиотеки. Какими словами передать ощущение, что всё это — настоящее, такое, каким должно быть. И как рассказать о том ужасе, который принёс странный человек в пустом коридоре. Поэтому про всё это я просто не стал говорить. Кратко пересказал события и закончил:
— Потом пришёл какой-то мужик с арбалетом и выстрелил в меня. Попал в грудь, очень больно было. Я, когда проснулся, ещё долго это чувствовал…
— А сейчас? — задумчиво поинтересовалась Алька.
— Сейчас прошло. Но на душе как-то… неспокойно.
— Почему? Думаешь, сон вещий?
Я покосился на сестру, но она смотрела без насмешки, серьёзно и задумчиво. Совсем другой человек, не та вредина, что утром.
И я ответил так же серьёзно:
— Вряд ли вещий, откуда у нас взяться замку и арбалету? Если бы приснилась, что машина сбила или маньяк напал… Да и, знаешь, у меня чувство такое от этого сна… Помнишь, тебя с математики выгнали?
Алька поморщилась:
— При чём тут это?
В прошлом году её первый раз в жизни отправили за родителями. Это, наверное, учительский рефлекс — чуть что не так — «иди и без родителей не возвращайся!». Как будто родители сидят дома и ждут, когда их в школу пригласят. Может, у кого-то и сидят, а у нас мама работает. В общем, Алька пришла домой, бледная и молчаливая. Я стал расспрашивать. Она сначала ничего говорить не хотела, а потом всё-таки рассказала. Оказалось, какой-то придурок к ней привязался, а она его стукнула. Прямо на уроке. И получилось, что, как он к ней лез, никто не заметил, а вот как она его книжкой по башке шарахнула, все видели. И слышали. Потому как пацан этот заревел, как первоклассник. Математичка разбираться не стала, у неё разговор короткий…
— Помнишь, как ты сидела и ждала маму? У тебя ведь не предчувствие было. Ты точно знала, что влетит. Не знала только, как. Вот и здесь так же. Почему-то я на сто процентов уверен, что всё так и будет. Понимаешь?
— Вроде понимаю, — неуверенно отозвалась Алька. — Предчувствие — это если ни с того, ни с сего. Идешь по улице, и вдруг думаешь — лучше через дворы не ходить, по проспекту пройти, хоть и дальше. А потом узнаёшь, что там снег с крыши сбрасывали и никого не предупредили. А у тебя всё по-другому.
— У тебя такое было? — удивился я.
— Нет, это рассказывал… один человек, — смутилась Алька.
Я посмотрел на сестру внимательнее. Надо же, она, оказывается, с парнем дружит. А я такое ляпнул про опыт в подъезде. Вот дебил. А она не сердится уже, сидит, мои жалобы выслушивает.
Только теперь сон отступил по-настоящему. Я понял, что за окном — холодный осенний день. Ветер рвёт тучи в клочья, таскает их по небу, и солнца не видно. Чёрные деревья размахивают голыми ветками. Но эта мрачность — наша, земная. Обыкновенная. В ней нет места непонятным ужасам.
Алька заторопилась:
— Всё, пора мне. Посуду помоешь?
— Ага.
Что там мыть? Две кружки, две ложки и нож, которым масло мазали.
Алька вдруг предложила:
— А хочешь, оставь, я приду из школы, помою.
— Да ладно, — я растерялся от такого великодушия. — Вымою сам. А то мама на обед придёт, увидит немытую посуду, и нам влетит.
— Точно, — спохватилась Алька. — Ещё расспрашивать будет, почему кружек две. Придётся или объяснять, или врать… Так что помой, не тяни. Я побежала, а то правда опоздаю.
Она стремительно оделась и убежала. Хлопнула дверь.