Я понял: гоняется за заработками по белу свету, дома — редкий гость. Переночует и снова айда за этими проклятыми деньгами, настоящими и теми, которыми жалованье выплачивают.
Эта супружеская пара, люди порядочные и вполне заурядные, были помешаны на доме, зелени, воде, которая ничем не воняет, съедобных овощах и фруктах и лесе, из которого еще не удрали птицы. Так их допекло, что отреклись от города.
«Обращаетесь в бегство», — попробовал я пошутить при расставании с ними, но на сердце был камень. Всегда в подобных ситуациях невольно подытоживаешь убытки и барыши. Видишь все неиспользованные возможности, несбывшиеся мечты и неосуществленные задумки, руины дерзновенных планов, которые рухнули из-за отсутствия твердого характера, а также планы, заброшенные в ходе их реализации, ибо в тот критический момент, когда одолевали сомнения в собственных силах, не хватило доброго слова, брошенного со стороны, не хватило бескорыстного сочувствия.
Уехали. Потом кто-то рассказывал, что Сальва по дешевке купил делянку леса. А когда настоящим лесом обзавелся, приглядел какую-то старую, но еще крепкую корчму, продававшуюся за гроши. Сам разобрал избушку, а потом с помощью водителя погрузил в рефрижератор, возвращавшийся порожним рейсом, и привез приобретение в свой лес. Свил, как говорили, теплое и уютное гнездышко, однако…
Ехали мы медленно. Сальва ободрился, радовался моему приезду, но это была притворная радость. Поэтому я несколько раз повторил, что заглянул на минутку, что у меня куча неотложных дел в здешних краях. Наконец попросил, чтобы он прибавил газу.
— Меня тут все знают, поэтому не могу носиться, как чумазый гонщик. Должен ехать не спеша, кланяться и отвечать на поклоны. Кто нынче может себе позволить проглядеть пешехода?
Если Сальва действительно свихнулся, то не от хвори, а от серьезных, тщательно скрываемых неприятностей. Что его снедало? Если бы знать? По-прежнему не пахло откровенной исповедью.
За околицей городка Сальва прибавил газу, а я похвалил цвет его новой машины.
— В этих краях, — заговорил я, ибо в конце концов о чем-то надо было говорить, — мне доводилось ловить раков, мелких, как крокодилы.
— Мы не ходим за раками. Нам раков приносят. А ты уже путаешь животных. Что общего у рака с крокодилом?
— По-твоему, рак — животное?
— А кто же? Не граф же татарский, который якобы хозяйничал тут когда-то по соседству.
Разговор явно не клеился. Для его поддержания я упомянул о деревьях, чьи ветви сгибались под бременем цементной пыли, а также о высоченных трубах, загораживавших горизонт.
— Не ожидал, что их тут столько.
Ехали мы как будто быстрее, но все еще на слишком малых оборотах, исключающих какую-либо поспешность. Так везут гостя, чтобы доставить его на место «после обеда». Это не походило на Сальву, отличавшегося гостеприимством, но я сидел смирно, ждал, когда все само собой прояснится.
Вдруг зарокотало над головой. Большой вертолет без труда обогнал нас.
— Большой, и кажется, частный?
— К соседу летит. Он построился ниже по течению. Благодаря ему у нас чистая вода. Сосед не позволит испоганить реку. Аська и дня бы не выдержала возле сточной канавы. Ожидался прилет бобров, видимо, они и летят.
Что-то донимало Сальву, причем основательно. Довлело над разговором, сковывало фразы, не давало мысли развиваться непринужденно. Расстояние постепенно сокращалось.
— Бобры, — произнес я, подумав, — симпатичные, трудолюбивые и умные. Если бы все люди им уподобились, то ого-го, кто знает? Может, весь мир выглядел бы иначе. Какие это бобры? Ты забыл мне сказать.
— Самки как будто из Финляндии, а самцы из Канады. А может, наоборот? Всякое тут болтают. Ты знаешь, что это значит? Бобры — строители, следовательно, построят плотину, и уровень воды подымется. Тогда у соседа появится живописное озеро, а у нас вода в погребе зальет картошку и квашеную капусту.
Я хотел возразить, что квашеная капуста не является подходящим мерилом для оценки мира в целом и отдельных вещей. Но ограничился демонстративным вздохом и ничего не значащим «н-да!..». Охотнее всего я бы покинул машину и пешком вернулся в городок. Несмотря на приятные улыбки, беседа зашла в тупик.
Поэтому ехали долго, нудно. Но вдруг издали, из-за леса, донесся зловещий шум. Загудело так, словно могучий порыв урагана наткнулся на вековые деревья.
Сальва отреагировал довольно странно, съехал на обочину, выключил зажигание, выскочил из машины, поднял капот и принялся обнюхивать двигатель.
Никакой бури в округе. Тихо, спокойно. Так тихо, что я уловил голоса насекомых, резкие и отчаянные, какие слышатся с приходом осени. И весьма кстати вспомнил о том, что у Сальвы неладно с головой.