Водопроводный Кран уже заранее захлебывался от смеха, вспоминая историю, которую собирался рассказать, а Чайник думал: «Может быть, меня после этой книжки почистят».
Таким образом, было решено рассказать Чернильнице несколько интересных историй.
Огарок— Жил-был Огарок, — начала свой рассказ Терка. — Он горел ярким пламенем, и все тянулись к нему, потому что свет всегда приятней мрака. Огарок радовался, видя, как все к нему тянутся, и от этого пламя его становилось еще ярче.
Но вот однажды на свет прилетел какой-то Жук. Он подлетел слишком близко к огню и, разумеется, обжег себе крылышки. Это его очень обозлило.
— Чтоб ты сгорел! — выругался он. — Собственно, при твоей прыти этого ждать недолго.
Жук улетел, а Огарок долго еще думал над его словами. «Действительно, рассуждал он, — этак и не заметишь, как сгоришь. А для чего? С какой стати? Нет уж, хватит с меня этого горения. Пусть ищут других дураков».
И он погас.
Да только не нашел Огарок счастья, которого искал. На его место поставили большую, яркую Свечу, а его забросили куда-то за шкаф, где он очень страдал, потому что привык к славе — а какая же слава за шкафом!
Всем очень понравился рассказ Терки. Чернильница задала ей еще несколько вопросов, уточнила некоторые обстоятельства, а потом приготовилась слушать новый рассказ. На этот раз слово предоставили Водопроводному Крану.
Как проучили Помойное Ведро— В том углу, — начал Кран, — где сейчас находится специальный отлив для помоев, еще совсем недавно стояло Помойное Ведро. В него сливали всякую грязную воду, а потом куда-то выносили.
Понятно, что Помойному Ведру удалось повидать в жизни гораздо больше, чем любому из нас, потому что оно каждый день бывало за пределами кухни. Может, поэтому оно и зазналось.
Оно вообразило, что является вместилищем чего-то важного и самого драгоценного в мире.
«Ведь недаром же со мной так носятся!» — думало Помойное Ведро.
Однажды, вернувшись с очередной прогулки, Помойное Ведро сказало:
— Ох, что я видело! Во двор принесли несколько вазонов. Они совсем такие, как я, даже меньше, только в донышках у них — маленькие отверстия. Говорят, что в эти вазоны посадят цветы и поставят их в комнаты.
В кухне каждый был занят своим делом, и никого не заинтересовали слова Помойного Ведра. А оно продолжало:
— Перейду и я в комнаты. Надоела мне ваша кухня.
И оно упросило Гвоздь, случайно попавший в него вместе с помоями, просверлить в его дне маленькую дырочку. Гвоздь с удовольствием выполнил эту просьбу.
— Вот теперь я — настоящий Вазон, — заявило Помойное Ведро. — Прощай, кухня!
И действительно, с кухней ему вскоре пришлось распроститься.
Когда пришла хозяйка, все помещение было полно воды.
— Ведро течет, — сказала хозяйка. — Надо его выкинуть: больше оно ни на что не годно.
Помойное Ведро всхлюпнуло от горя, услыхав о том, что его ждет. Оно уже не помышляло перебраться в комнаты, оно хотело остаться в кухне, продолжать собирать помои, но этого как раз Помойное Ведро теперь не умело делать.
И его выкинули.
— Вы, кажется, из кабинета? — спросил у Чернильницы Веник.
— Да, я там живу и работаю.
— Тогда вам должно быть известно, как в кабинете повесили Занавеску?
— Нет, что-то я такого не припоминаю.
— Не помните? Ну, тогда слушайте.
Как повесили ЗанавескуВсе были в смятении: Занавеску хотят повесить!
Старый, дряхлый Чемодан и рваная комнатная Туфля долго, всесторонне обсуждали последнюю новость.
— Я лично с ней не знакома, — говорила Туфля, — но от других слыхала, что это вполне порядочная, честная Занавеска, которая никогда никому не делала зла.
— Уж если таких начинают вешать… — многозначительно вздохнул Чемодан.
Слова Чемодана испугали рваную Туфлю. А вдруг повесят и ее? Это было бы ужасно. Туфля сама никогда не висела, но от других слыхала, что это должно быть ужасно.
Подошла Половая Тряпка, вся мокрая, — очевидно, от слез. Потом пришлепали Старые Калоши.
— Я всем сердцем любила несчастную, ведь она приходится мне родственницей. Можете не удивляться, если повесят и меня.
Так говорила Половая Тряпка. А Старые Калоши вдруг стали жаловаться, что их давно уже обещают починить и все не чинят.
Неизвестно, сколько бы все это продолжалось, если бы в разговор не вмешался Календарь. Он висел на стене и все слышал.
— Эх вы, старые сплетники, — сказал Календарь. — Слышали звон, да не знаете, где он. Повесить Занавеску — вовсе не значит ее казнить, а наоборот — дать ей жизнь полную, интересную, какую она заслуживает. А за себя не бойтесь, — закончил Календарь. — Вас могут выбросить, но никогда не повесят.
Тряпку обидели эти последние слова: она считала себя родственницей Занавески, — почему же ее должны обязательно выбросить? Чемодан был стар и ничего не услышал, а Туфля услышала, да не поняла.
Одни только Старые Калоши нашли что ответить Календарю:
— Если это правда, что вы сейчас сказали, то почему нас не чинят?..
Часы— Вы знаете, — сказала Канистра, — что в хорошей легковой машине всегда есть Часы. Машина идет — и они идут, машина стоит — а они все равно идут. Вот такие Часы были в одной «Победе».
«Победа» эта была чудесной машиной, очень быстроходной, и все хвалили ее за это.
А Часы тикали себе помаленьку, и их не хвалил никто.
Понятно, что Часы завидовали машине. Они хотели показать, на что они способны, и потому стали идти быстрее, пока не ушли вперед почти на целый час.
Но их не похвалили, а, наоборот, выругали и отдали в починку.
Часы недоумевали: ведь они спешили так же добросовестно, как и машина, — за что же ими недовольны?
— Скверная история вышла с Часами, — заметил Котелок. — Но не лучше получилось и с Выключателем. Вот послушайте.
ВыключательВыключатель занимал на стене не особенно высокое положение, но возомнил о себе очень много. «Я, — решил он, — самостоятельная руководящая единица и не позволю каждому вертеть собой!»
Зажигают люди свет, — а он не зажигается. Гасят, — а он горит. Все наоборот. В чем дело?
Позвали монтера. Тот проверил все, осмотрел и говорит:
— Выключатель надо менять. Совсем испортился Выключатель.
Что ж, испорченный Выключатель сняли со стены, а вместо него поставили исправный.
— Что вы делаете? Какое вы имеете право? Я буду жаловаться! возмущался Выключатель, когда его снимали.
А потом успокоился:
— Ничего, не пропадем. Нашего брата, руководящего, всюду нехватка. Вон и Солнце без руководства работает. Там меня с руками оторвут!
Но Солнце не нуждалось в руководстве, да и в других местах не нужен был испорченный Выключатель.
И остался Выключатель ни при чем. Ничего не проворачивал, не давал никаких руководящих указаний относительно света.