На рассвете муж открывал настежь миниатюрную дверцу птичника. Куры по одной начинали появляться в загоне. Когда последняя курица покидала сарай, петух отчего-то приходил в ярость и со страшными криками, наскоками быстренько загонял все птичье поголовье обратно в сарай. Мол, кто дозволил без приказа выходить? Птицы, всполошено кудахкая, испуганно шарахались назад в сарай, толпясь, и оттирая друг друга. Очистив загон, петух, походив по нему пару минут, разрешал курам по одной выходить. Выйдя, куры привычно становились одна возле другой, таким образом, получался как бы строй несушек. Гордо выпятив грудь, шагал вдоль строя наш петух. Это была, наверное, своеобразная перекличка. И уж потом разрешалось курам покинуть строй. Видать поступала команда: «Разойтись!»
Поскольку Марта тоже стала жить в курятнике, все правила распространялись и на нее тоже. Хоть была она в несколько раз крупнее петуха, подчинялась ему безоговорочно. У него не забалуешь!
Поскольку петух наш был старый, но любимый, менять мы нашего Петю не хотели. Да и не могли. Как? Нашего командира, действиями которого наслаждались каждое утро под нож? Ни за что. Пусть живет столько, сколько ему будет отпущено. Отпущено ему не много. Как-то утром, придя насладиться утренним построением несушек, мы не увидели привычного ритуала. Куры потерянно бродили по загону. Открыв дверь сарая, сразу же увидели лежащего на спине Петю с задранными вверх скрюченными лапами. Куры, как нам показалось, остались без командира. Но не тут – то было! Марта, внимательно следившая за всеми действиями петуха, решила, что ничего сложного в руководстве курами нет. И… заняла освободившийся пост. Куры вынуждены были сразу же понять, что вся власть перешла к Марте. А те, кто не понял этого, получили крепким клювом по загривку и сразу разобрались, что к чему. Лихо командовала Марта некоторое время. Но, поскольку гусака мы не держали и не собирались заводить, а гусиные яйца, богатые холестерином и сальмонеллами в пищу не употребляли, то решили подарить нашу Марту соседям, которые держали гусей. Чтобы наша Марта тоже имела полноценную семью. Сказано, – сделано. Вот уже наша красавица гогочет в соседнем дворе, а около нее так и вьется самый крупный гусак. А соседка, которая держала, кроме кур и гусей еще и корову, долгое время оставляла банку с молоком с нашей стороны забора.
С тех пор прошло двадцать лет. Давно не держим мы на подворье птицу. Не только потому, что корма стали очень дорогие. И не только потому, что стали мы пенсионерами и уже управляться стало тяжело. А, в основном, потому, что не было у нас желания лишать птицу жизни. Смотреть, как только что глядевшая на тебя бусинками глаз птица, превращается в неподвижную тушку и осознавать, что именно ты лишил ее жизни. Нам такие стрессы были ни к чему.
С остальным мы справились. Научились ухаживать за садом, успешно огородничаем и, хотя не можем похвастаться большими урожаями, все же нам хватаем на весь год своей моркови, свеклы, тыквы и кабачков. Теперь мы смело можем сказать, что мы – селяне.
Сергей
У меня два сына. Разница в их возрасте составляет восемь лет. Такая большая разница объясняется тем, что не успевали мы с мужем обосноваться на новом месте его службы, как приходилось паковать вещи и переезжать на новое место жительства. Все это было сопряжено с трудностями. Кто хоть раз переезжал, – тот знает. А если у тебя еще к тому же маленький ребенок на руках, которого опять надо устраивать в садик (что совсем не просто), опять искать работу, то, естественно, рождение второго ребенка будет откладываться, пока, хотя бы, не подрастет старший. Так было и у нас, как, впрочем, и у большинства семей военнослужащих. А вот когда нашему сыну, – Славику, исполнилось пять лет, мы стали планировать рождение второго ребенка. То, что у нас должно быть, по крайней мере, два ребенка в семье, это даже не обсуждалось. И так все ясно – один ребенок в семье вырастает эгоистом, привыкает, что все для него.
Старший сын давно просил родить братика. Он обещал помогать ухаживать за ним, делиться игрушками, и даже… стирать перепачканные пеленки. Да и возраст мой подсказывал, что тянуть с этим делом уже не стоит. Раньше, в дни моей молодости, женщины старались родить до тридцати. Чтобы были силы и выносить ребенка, и ухаживать за ним. Так что желание родить было, а вот возможности такой у меня, оказывается, – не было. Мне никак не удавалось ощутить в себе новую жизнь.
«Видно не судьба мне иметь двух детишек», – с горечью думала я. И отдала все Славины вещички, которые хранила для второго ребенка, своей приятельнице. Та была очень благодарна, и сказала мне: «Вот увидишь, ты отдала детские вещички, не пожалела, так скоро у тебя будет ребенок». На что я ответила: «Твоими бы устами…»