— Эх, ты…
В глазах Жуань Наньчжу тоже показалась улыбка.
Е Няо приехал довольно быстро и утащил пострадавшего практически волоком, а перед тем как уйти, ещё раз извинился перед Линь Цюши за то, что выбрал такого человека в команду…
— Ничего, — ответил Линь Цюши. — Все допускают ошибки.
На этом конфликт был исчерпан, и Линь Цюши больше не видел того парня. Полиция к ним тоже не обращалась, Е Няо чисто уладил дело.
— Они тебя не обижали? — такой вопрос Линь Цюши задал Жуань Наньчжу по возвращении домой.
— Они — это кто?
— Разумеется, люди из съёмочной группы.
Жуань Наньчжу, помолчав, ответил:
— Они думают, что меня содержит какая-то крупная шишка, а ещё что я знаком с преступным миром…
Линь Цюши:
— …
— Поэтому относятся ко мне с уважением.
У Линь Цюши чуть челюсть не отпала от такого ответа. Да ведь Жуань Наньчжу самого можно считать крупной шишкой, он сам мог содержать кого угодно! Впрочем, если ему так нравится играть в кино, почему бы не поддержать его в этом. Всё равно времени у них предостаточно, а ещё много чего можно попробовать в жизни.
Жуань Наньчжу оперся на Линь Цюши, положив подбородок тому на плечо, и пробормотал, что устал и хочет спать. Линь Цюши погладил его по волосам, как огромного кота. Этот дикий зверь в минуты нежности действительно вёл себя как послушный кот, но если его разозлить по-настоящему, превращался в жестокого хищника.
Впрочем, рядом с любимым этот хищник никогда не выпускает когти.
Две жизни, две смерти
Чэн Исе впервые осознал, что его жизнь будет короткой, в возрасте пяти лет, на свой день рождения. Обычно пятилетние дети не особенно задумываются о вопросах жизни и смерти, но Чэн Исе что-то понял по слезам в глазах матери и по нахмуренным бровям отца.
Свой пятый день рождения Чэн Исе встретил в больнице, вместе со своим глупым братом, Чэн Цяньли. С капельницей в руке и горечью таблеток во рту он загадал желание, глядя на красивый торт с пятью зажжёнными свечками.
Чэн Исе тихонько попросил в душе, чтобы он мог побыстрее вырасти. Ведь он хотел побывать ещё в других местах этого мира.
Чэн Цяньли, очевидно, не забивал голову такими сложностями. Его лучезарная улыбка составляла резкий контраст с безэмоциональным лицом старшего брата, а всё внимание было сосредоточено на сладком и мягком праздничном торте. Всё-таки дурачкам всегда приходится легче, чем умникам, дай ему конфету - и он ответит тебе искренней улыбкой.
Чэн Исе и Чэн Цяньли были близнецами, но казалось, что их сходство заканчивалось на внешности.
Чэн Исе очень рано осознал, что отличается от других детей. Однажды мальчик услышал, как врач обсуждает с материю состояние его здоровья. Одна фраза из того разговора глубоко отпечаталась в его памяти. Лечащий врач сказал, что при современном уровне медицины они с Чэн Цяньли не доживут до шестнадцати лет.
Шестнадцать… шестнадцать лет - время, когда жизнь только начинается. Чэн Исе вернулся в палату, где его младший брат сидел на кровати и смотрел мультики по телевизору. Мальчик глупо хихикал, и в его взгляде не угадывалось ни тени грусти, он был так же светел, как синее небо за окном.
В сравнении с братом Чэн Цяньли был не только глупее, но ещё и слабее. Близился уже десятый день рождения близнецов, а мальчик по-прежнему выглядел недокормленным малышом. Из-за лечения они не могли отращивать волосы, на голове и запястьях повсюду виднелись маленькие синяки от уколов.
Когда Чэн Исе вошёл в палату, Чэн Цяньли поднял на него взгляд и мило промурлыкал «братик». В его глазах, как у маленького котёнка, отражалась радость, которая всегда была настоящей при виде Чэн Исе.
— Брат, — маленький Чэн Цяньли огляделся по сторонам и осторожно помахал Чэн Исе рукой.
Чэн Исе подошёл к его кровати, и Чэн Цяньли жестом велел ему наклониться ближе. Тот решил, что младший брат хочет ему что-то сказать, поэтому подчинился, но в следующий миг ощутил на губах сладкий вкус конфетки.
— Тсс, — шикнул на него Чэн Цяньли. — Только не говори медсестре, это бабушка тайком дала мне конфету. Я облизнул только раз! Очень вкусно.
Из-за болезни их диета строго контролировалась, по пальцам можно было сосчитать, сколько раз в году дети могли поесть что-то вроде конфет. Чэн Исе подумал, вот бы они были обычными детьми, тогда Чэн Цяньли мог бы до отвала наесться всего, чего хотел. И не выглядел бы таким жалким.
— Сам облизал, а теперь мне даёшь? — так Чэн Исе ответил на доброту брата. — Она уже грязная.