Они пожимают друг другу руки, и БИЛЛИ садится.
Джонни: Не за что, Калека Билли.
Билли: Билли.
Джонни: Билли. (Пауза.) Ладно, я пошел домой к мамаше. Надеюсь, она откинула копыта, когда доктор пришел, и у нас будет сегодня еще одна хорошая новость. (Пауза.) Скажите, хозяйка, вы можете чем-нибудь заплатить ДЖОННИПАТИНМАЙКу за новости, только не горошком?
Эйлин: Есть Чупа-Чупсы.
Джонни: (разглядывает пакетик) А что такое Чупа-Чупсы?
Эйлин: Это Чупсы, которые чупают.
Джонни: (пауза. Немного подумав) Это я не буду.
ДЖОННИ выходит. Долгая пауза.
Билли: Надо было раньше мне все рассказать.
Эйлин: Я не знала, как ты отнесешься к этой новости, Билли.
Билли: И все же надо было рассказать. Легче вынести правду, чем страх перед тем, какой она может быть.
Эйлин: Прости меня, Билли.
Пауза. БИЛЛИ позволяет ей слегка себя обнять.
Билли: Прости, что я сказал «очевидно».
Эйлин: То-то же.
Она похлопывает его по щеке. Входит ХЕЛЕН.
Привет, Хелен. Что тебе?
Хелен: Ничего. Просто пришла посмотреть на раны Калеки Билли. Говорят, они глубокие.
Билли: Привет, Хелен.
Хелен: Ты как идиот хренов во всех этих повязках, Калека Билли.
Билли: Наверное, да. Э-э… тетя там чайник не кипит?
Эйлин: Что? Да нет. А-а. (Цыкает) Да-да.
ЭЙЛИН выходит в заднюю комнату, ХЕЛЕН оттягивает бинты, чтобы заглянуть под них.
Билли: Хелен, мне же больно.
Хелен: Ты прям как девчонка, на хрен, Калека Билли. Ну, как там в Америке?
Билли: Да нормально.
Хелен: Ты видел там таких же красивых, как я?
Билли: Ни одной.
Хелен: А почти таких же красивых?
Билли: Ни одной.
Хелен: А в сто раз хуже, чем я?
Билли: Ну, может быть, пару раз и видел.
ХЕЛЕН больно тычет его в лицо.
Билли: (кричит от боли) А-а! Я хотел сказать, ни одной.
Хелен: Думай, что говоришь, Калека Билли.
Билли: Почему ты такая жестокая, Хелен?
Хелен: Мне приходится быть жестокой, и вообще, не хочу, чтобы меня использовали, поэтому мне приходится быть жестокой.
Билли: На тебя, небось, лет с семи никто не покушался, Хелен.
Хелен: Скорее уж с шести. В шесть я врезала по яйцам священнику.
Билли: Может быть, тебе немножко поубавить жестокости и стать просто милой девушкой?
Хелен: Ага, конечно. Да я скорее себе спицу гнутую в задницу вставлю. (Пауза.) Меня только что уволил торговец яйцами.
Билли: А почему он тебя уволил, Хелен?
Хелен: Ума не приложу, почему. Может быть, дело в том, что мне не достает пунктуальности. Или в том, что я перебила все яйца. Или в том, что я могу врезать ему, когда мне хочется. Правда, ни одна из этих причин не может считаться уважительной.
Билли: Конечно, нет.
Хелен: Или, может, дело в том, что я плюнула в жену торговца яйцами, но и эта причина не уважительная.
Билли: Зачем ты плюнула в нее, Хелен?
Хелен: Затем, что она этого заслуживает. (Пауза.) Кстати, я еще не врезала тебе за то, что ты занял место в Голливуде, которое по праву мое. Ведь мне пришлось перецеловать четверых режиссеров на Инишморе, чтобы обеспечить себе место, которое ты занял без единого поцелуя.
Билли: Но тогда на Инишморе был только один режиссер, Хелен. Человек по имени Флаэрти. А тебя я возле него вообще не видел.
Хелен: Тогда кого же я целовала?
Билли: Я думаю, местных конюхов, которые научились подделывать американский акцент.
Хелен: Вот ублюдки! А почему ты меня не предупредил?
Билли: Я собирался, но по-моему, тебе это нравилось.
Хелен: Целоваться с конюхами бывает приятно, это правда. Я даже, может быть, прошлась бы с конюхом разок-другой, если бы только от них не воняло свинячьим дерьмом.
Билли: А ты сейчас с кем-нибудь гуляешь?
Хелен: Нет.