— Страшная скорость! Но не время думать об опасности. Мы должны как можно скорее попасть к господину Гайле».
Не буду больше цитировать нервические диалоги, столь прилежно воспроизведенные моим соавтором в последней тетради ее воспоминаний. Госпожа Ф. начинает нарушать спокойное течение этой поучительной повести. Разрешите мне самому в нескольких словах сказать о том, что произошло во второй половине дня в Риге. В самом деле ограбили банк?
Нет. Преступление удалось предотвратить. Но в связи с этим преступлением всплыло другое, гораздо более тяжкое, совершенное девятнадцать лет назад. Тут же — на нервной почве — последовал морально-нравственный взрыв. Молекулы более тяжкого преступления были в известной мере нейтрализованы молекулами менее серьезного злодеяния, высвобожденная энергия с огромной скоростью унеслась в иносферу, а образовавшиеся шлаки вновь погрузились в пучины подсознания, и днем позже Теофил с Изабеллой, посадив Юлишку на заднее сиденье автомобиля, возвращались обратно в Калнаверы — дружная чета, только что восстановившая супружеские узы.
Закон победил, юрисдикция восторжествовала. От наказания ушел лишь… не будем трепать его имя всуе, мадам Изабелла… Не вы ли как-то сказали, что этот человек хотел и вас погубить? И что в конце концов погубил… Вы не желаете, чтобы это когда-нибудь вышло наружу? Можете на свою подругу положиться. Есть у меня и пятая — потайная тетрадочка, с непристойными анекдотами… Гласности (суду публики) предам лишь то, что почерпнуто мною из достоверных источников.
Во-первых. Господину Конраду удалось при помощи фактов доказать, что деньги в банк вносил он сам.
Во-вторых. Изабелла под присягой подтвердила, что Юлишка не является дочерью Теофила. Отец Юлианы — какой-то опустившийся актер, по имени Альфонс, который через год после Изабеллиной свадьбы погубил ее с применением насилия.
В-третьих. Из сказанного выше следует логический вывод, что Юлишка не является ребенком Теофила. А посему никакого наследства ей не полагается.
В-четвертых. Недавно Юлишку удочерили, и она приняла фамилию де ля Мотт. С того момента у нее нет никаких родственных связей с древнелатышской семьей Конрада.
В-пятых. Супружеская чета Конрадов согласна взять Юлиану к себе, все простить ей и считать ее неофициальной приемной дочерью.
Все, как видите, в ажуре!
Да и в Межсаргах вроде бы установилось спокойствие, и там победила справедливость. Отец уже собрал котомку, а сын, уложив кофр, намерен завтра же вечером отправиться за границу. Он постирал и повесил в саду сушиться свой белый пуловер Angora Supermarkt. За шесть недель дорогая вещь вконец пожелтела. Может, от неумелой стирки, может, от жесткой воды, но в последнее время вид у свободного художника довольно потрепанный… Быстрее в Вену! Ради духовного и телесного обновления.
Нежданно-негаданно около полудня в комнате Мариса появляется Юлиана. На ней пестрый плащ, темное шерстяное платьице, туфли на высоких каблуках. В руке — сумочка, расшитая бисером, и солнечный зонт.
Сняла плащ, присела на голую постель и сказала:
— Они исключили меня из завещания и силой отобрали деньги. Но мне на все это наплевать, Конни! Вы сильный, вы были и остаетесь моим большим другом. И пусть мама́ теперь молчайт!
— Я так и знал, — говорит Марис.
— Что вы знали? — спрашивает Юлиана.
— Знал, что вы уже не придете ко мне, чтобы проститься.
— Проститься? Почему проститься, Сорвиголова? Я решила остаться здесь, с вами. Насовсем! Разве вы не понимаете? Теперь я вольная птица, могу делать все, что мне заблагорассудится. Будем жить в бедности! Преломим засохший крендель и поделим его пополам. Вот будет умора! Идя сюда, я громко смеялась, представляя себе эту картинку: Конни макает одну половинку кренделя в кофе, я беру и…
— И вас так долго не было, и вы совсем не знаете, что здесь, в Межсаргах, произошло: судебный исполнитель выставляет нас с отцом на улицу. Нам уже негде жить. Даже кровать, на которой вы сидите, не наша. Она внесена в опись.
— Внесена в опись? — изумленно переспрашивает Юлишка и недоуменно смотрит в изножье кровати, словно там проставлен некий инвентарный номер. — Выгоняют на улицу? Почему?
— Потому что у нас нет денег, чтобы расплатиться с долгами! — раздраженно кричит Марис и, распалясь гневом, повторяет: — Проще пареной репы: нет денег! Нету!
— Нету? — Юлишка качает головой и добавляет: — Совсем недавно у меня еще были деньги. Я хотела взять их с собой. Но мама увидела, как я прячу в сумочку фарфорового лебедя, вырвала у меня копилку из рук, разбила ее и рассовала по своим карманам все серебряные пятилатовики, которые я собирала для «лотереи счастья». «Ни одного сантима не унесешь с собой! — вопила она. — Ступай прочь и получай божью кару. Без денег он тебя тут же выставит». Ну, разве мама́ не дурочка: Конни меня выставит? Ха-ха! — Юлишка рассмеялась… (А Марис густо покраснел. Ему стало стыдно, только он не мог понять за кого — за самого себя или за мадам Изабеллу?)