Есть люди двоякого рода. Одни обретают счастье, найдя выход вовне, другие — углубляясь в себя. Выходу вовне способствуют наркотики, водка и болезненный экстаз, называемый больными влюбленностью. Те же, кому посчастливилось уйти в себя, находят там истинную любовь.
Таким образом, мы видим, что для Каспара путь к истинной любви уже с самого начала был закрыт: он стал одержимым, и функции осторожности тоже были нарушены. Подобно пьянице, пропустившему несколько рюмок, у юноши появилось обманчивое ощущение, что душа его обогатилась, все окружающее стало видеться в розовом свете, речь оживилась, дышать стало легче. Но когда пришло похмелье — все рухнуло как карточный домик, и музыкант стал помышлять чуть ли не о самоубийстве. Вот куда заводит адское наваждение!
…В среду утром с призывного пункта на улице Торню пятеро героических солдат, распевая народные песни непристойного содержания, бодрым шагом направились в сторону Илгуциема. Вместо оружия они несли сверкающие музыкальные инструменты, угрожая ими прохожим. Необычное шествие привлекло к себе большое внимание. Какая-то бабка на углу улицы Пиле громко спросила: не идут ли они освобождать Тукум? Герои не ответили и с пением прошагали дальше.
ОРКЕСТР ОСОБОГО НАЗНАЧЕНИЯ
Ноги взлетают и опускаются, как на волнах, как в замедленном кадре, вокруг песок и пыль, цветочная пыльца и пух одуванчиков, вонь от мусора и перегноя, земля гудит, воздух парной от пота. Команда: eins, zwei, drei! Бежим, трубим Баденвейлерский марш, в его середине — тром! по зубам мундштуком, по деснам, которые сразу же начинают кровоточить. Мозги словно выплевывают такт:
С-та, та; с-та, та; с-та, та; с-та, та!
Вокруг Кукушкиной горы — нельзя, в Нордеки — нельзя, возвращаемся через Воронью корчму. Спотыкаясь и падая… Напра-во! Нале-во! Кругом! Стой!
Ротенфюрер раздает лопаты для военных учений. За двадцать минут на вересковом холме надо вырыть яму полутораметровой глубины. Готово? Теперь каждый должен так улечься в ней, чтобы можно было вытянуть ноги. Так! Каково? Ах, прохладно? Ах, хорошо? Ах, век бы так лежать? Вон! Марш! Пока я буду говорить: айн, цвай, драй, — зарыть яму успевай!
Колонна, стой. Напра-во! Нале-во! Смирно!
— Штурман[9] Коцинь! Два шага вперед, марш! Что? Рожа в крови? Что у тебя в руках, отвечай! Фаустпатрон?
— Нет, труппенфюрер! Это труба. Труба in B, — отвечает Каспар.
— Ин бэ? — передразнивает командир. — Брось ее! Вот тебе эм ге. Maschinengewehr!
Толстый труппенфюрер вырывает у Каспара трубу и сует ему MG (автомат).
— Ну?
— Я не умею на нем играть, труппенфюрер.
— Научишься. Слона можно выдрессировать так, чтобы он по проволоке ходил, а я, думаешь, не выучу тебя в штаны…?
Учебный плац сотрясается от хохота.
— Maschinengewehr! Звучит великолепно. У него есть четыре тональности: четыре магазина. Звучит как органчик. Ах, цах, цах-трах! Ральф Келлер, Иоген Штольц, Гельмут Деллер, Юрген Кребс, два шага вперед, марш! Мне нужны четыре человека, четыре отличных парня, которым можно довериться. Сегодня утром во дворе одного дома в Плескодале замечены партизаны Варкалиса. Вот вам адрес. Схватить и ликвидировать всех, кто им помогал. Не щадить никого! Ответственным назначаю Гейнца Никеля. Подготовиться! До обеда вы свободны! Разойдись!
После обеда Каспар должен учиться разбирать и чистить оружие.
— Таким MG, который тебе подарили, можно за одну минуту ухлопать полсотни лесных братьев, — основательно осмотрев оружие Каспара, говорит Ральф Келлер. — Пошли, я научу тебя, как это делается. Восемьсот выстрелов в минуту!
«Может быть, Келлер — демон? — вздрагивает Каспар. — Со мной нарочито откровенничает. Раньше он на гамбургской судоверфи чернорабочим работал. Юрген и Гейнц напротив — бывшие саксонские крестьяне, а грубый Иоген Штольц — учитель гимнастики. Какие они разные и какие одинаковые!» — думает Каспар.
Музыкантов пока набиралось немного, хорошо если с десяток, поэтому труппенфюрер очень обрадовался возможности помуштровать их на строевой подготовке и заставить их потрубить в свои трубы на карачках, бегом и ползком. Труппенфюрер был прирожденным садистом.
Музыкантам из Аполло Новуса дали особые задания. Каспар по ночам должен был забираться на тригонометрическую вышку, наблюдать за небом и трубить тревогу, если покажутся русские самолеты. Валторниста и кларнетиста засадили в кухню отбивать говядину, а виолончелисту велели пилить дрова. Он это делал сидя, — за пять лет его обучили этому в консерватории. Тромбониста заставили качать воду: двигать металлический рычаг насоса туда и обратно, туда и обратно. Одним словом, каждый был занят по своей специальности.