Пилот выскакивает, освобождает меня от пут, теперь я могу пошевелить ступней и выбраться из кресла. Прихватив с собой оружие, мы бредем по мокрой траве в сторону бараков. Бредем… бредем… бредем… Да, там у ворот уже стоит шарфюрер Никель со своей командой: Ральфом Келлером, Иогеном Штольцем, Гельмутом Деллером и Юргеном Кребсом. Настроение у них приподнятое. Эх-ца!
Ральф подмигивает мне и говорит:
— Сейчас начнем! Жди, когда я выведу первых двадцать!
Их шестеро (включая пилота), а я один.
На плац согнаны три сотни людей. Живые мертвецы. Среди них двадцать бунтовщиков, участники только что раскрытого движения Сопротивления. Французы, немцы, русские и латыши.
— Что, и латыши?
— Да. Поэтому мы тебя и вызвали. Быть может, придется допрашивать.
(— Их шестеро, включая пилота, — говорю я себе и нащупываю приклад.)
Пока Ральф отсутствует, а остальные пятеро уселись и устроили перекур, я медленно прохаживаюсь вдоль высокой ограды из колючей проволоки. За оградой — широкая утрамбованная площадка. На ней — серая недвижная куча какой-то одежды. Нет, это не куча одежды, это люди… вернее, тени людей… Взявшись за руки и упав на колени… они читают молитву:
— «Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя твое… да будет воля твоя…»
Монотонное бормотание, иногда нарушаемое вздохами и всхлипываниями…
Внезапно одна из серых фигур встает и медленно направляется в мою сторону… подходит, останавливается возле колючей проволоки.
— Лиана! — вырывается у меня. — Лиана…
Но Лиана молчит. На ней полосатый халат. На груди номер — двадцатый. Она страшно бледна. Смотрит на меня — глазами умирающей лани. Вот она подходит еще ближе и пытается ухватиться за проволоку.
— Не притрагивайся! — кричу я. — Через проволоку пропущен ток высокого напряжения. Но я всех вас спасу. Как только тебя вызовут и ты окажешься за воротами, тут же бросайся в сторону. Поняла?
Лиана останавливается и кивает. Она поняла.
Ральф появляется на плацу и громким голосом вызывает первых двадцать человек. Выстраивает их и приказывает идти к воротам. Лиана спотыкается. Ударами приклада Ральф заставляет ее двигаться впереди всех. А я медленно, медленно направляюсь в сторону ворот. Шествие смертников приближается. Ворота распахиваются. Перед ними выстроилась карательная команда и пилот. Все они курят и ржут: эх-ца!
Колонна смерти уже возле выхода. Ральф выталкивает за ворота Лиану, и в то же мгновение Лиана стремительно бросается в сторону. Я как следует прицеливаюсь и выпускаю первую очередь в широкую спину Ральфа. И тут же, подпрыгнув, падает навзничь Никель, а Иогена, Гельмута и Юргена, сгрудившихся вместе, я скашиваю одним махом — тррррр!..
Только пыль столбом. А вот и он, пилот. Это еще что? Шельмец, отстреливаясь, пускается наутек. Стой!
— Ну нет! — кричу я. — Ты от меня не уйдешь! Хальт!
Минуты две спустя, притаившись за бараком, я ухлопываю и его. Чистая работа!
Теперь вроде бы все.
Я протираю очки и засовываю за ремень дымящееся оружие…
Заключенные успели разбежаться. Теперь пусть сами позаботятся о себе.
Где ты, моя единственная, любимая?
Я нахожу и поднимаю потерявшую сознание Лиану. С невиданной быстротой устремляюсь с нею к самолету. Огромными прыжками перелетаю с кочки на кочку, поскольку сила земного притяжения уменьшилась по крайней мере вдвое. Домчавшись до «аиста», я пристегиваю Лиану на заднем кресле, целую ее и занимаю место в кабине пилота. Проверяю уровень бензина. До Калниене доберемся. Немцев из Калниене вышвырнули уже два месяца назад. Лежи, моя единственная, любимая… Теперь ты спасена!
Я вытираю пот и включаю зажигание. Раскручиваю пропеллер. Выжимаю сцепление и включаю скорость. Самолет начинает прыгать по скошенному клеверному полю. Прибавляю газ, переключаю на вторую, потом на третью скорость. Ого! Я даже не успеваю переключить на четвертую, как «аист» уже отрывается от земли и сам берет курс на Курземе. Теперь только остается набрать высоту.
Сквозь разрывы в тучах мы устремляемся прямо в небесную синеву. «Аист» щелкает клювом и отряхивает белые крылья — на них начинают появляться капли росы. Я бросаю взгляд на свои руки: они почернели от порохового дыма. Сегодня мы ухлопали шестерых полулюдей-полудемонов. Но ведь руки можно отмыть в чистом умывальнике облаков. Я поднимаю кисти рук над фюзеляжем. Журчат крохотные ручейки, струйки текут между пальцами, смывают вещественные доказательства. Крови нет, одна только грязь.