Наталье во что бы то ни стало потребовалось выскочить на улицу и посмотреть, что там творится. Ну просто дюгнутая! Муж умолял ее не ходить, но Наталья была химерой, к тому же болезненно любопытной химерой. Не могла она торчать в подвале, когда, может быть, где-то рядом происходили исторические события. В переулке не было ни души. Наталья, закутавшись в платок, пролезла через пролом в мюнделевском заборе и, под причитания мужа и детей, исчезла в розоватой тьме. К счастью, она вскоре вернулась. До краев переполненная сенсационными новостями.
— Люди добрые! «Потребительский» склад на Мельничной, рядом с «Дерптской гостиницей», взлетел на воздух. Я встретила того самого немца, что был у нас. Говорю ему: «Gute Nacht, Kamerad! Das ist richtig: dieses Haus in die Luft sprengen, aber nicht unser Theater!» Он смотрит, смотрит, наконец узнает меня и говорит: «Gen zu Hause, Fräulein Lumpadrilla, geh zu Hause!» Абер я и не думаю идти нах хаузе, я смотрю, что там возле Видземского рынка происходит. О люди добрые! Горит большой дом Фейтельберга на углу Мирной. Синим пламенем! Гляжу: на тротуаре босоногий Ирбите… Наш Ирбите.. Мертвый! Он в этом доме на чердаке ютился. Лежит на тротуаре, под мышкой — подрамник, совсем как живой… Как только он на улицу выбежал, так тут же неизвестно откуда — осколок прямо в сердце!
Юхансон и Эрманис угрюмо молчат… Ирбите во время спектаклей частенько забредал в их артистическую уборную, босоногий, с повязанной платочком головой. Предлагал пастельные рисунки на черном картоне. Огни, цветы, ночной город… Клоуны и кабачки в ночи…
Теперь он сам лежит в ночи. В оранжевой пастели на черном фоне. Уносимый огненной музыкой ночного органа в иной, лучший мир.
ЗЕМЛЯ ГОРИТ
Вернувшись с работ, Каспар сразу же заметил под скатом палатки зеленый ящик с гранатами, положенный туда Рихардом. Затаив дыхание, он открыл его в царившем здесь полумраке. Пять ручных гранат. Одну из них Каспар запер в футляр, где хранилась его труба, другую сунул в карман брюк. Валторнист, кларнетист и виолончелист сделали то же самое: каждый взял по гранате и спрятал в надежном месте. Оставалось ждать подходящего момента…
Все летит кувырком. Побагровевший, разгневанный и потный труппенфюрер без передышки орет в трубку:
— Hallo! Abteilung Süd-West! Hier Abteilung Totenkopf! Hallo, hallo!
Но ответа нет. Линия полевого телефона наверняка повреждена. А может быть, командный пункт уже покинул Илгуцием? Сумасшествие!
— Hallo! Abteilung Süd-West! Hallo, hallo!
Могильная тишина. И тогда труппенфюрер кулаком сбивает со стола телефонный аппарат и начинает пинать его ногами:
— Свиньи, законченные свиньи!
Близится вечер. Со стороны Риги вермахт уже оттянул все свои главные силы, проходят и проезжают только маленькие арьергардные группы и жандармы, а труппенфюрер все еще не получил приказа об отступлении. Начинает попахивать предательством.
(— Дерьмовое дело, дерьмовое дело! — говорит Гейнц Никель. У великого тылового живодера трясутся руки: врага он никогда в лицо не видел.)
В сосняке рядом с лагерным плацем обосновались артиллеристы-дальнобойщики. Сейчас они зажигательными снарядами начнут жечь большевистскую Ригу. Все подчистую! Дома, церкви, рыночные павильоны на том берегу Даугавы.
— Я только приказа жду, — говорит толстощекий фельдфебель с толстой сигарой в зубах.
— Ребята, этот тип может на маскараде изображать задницу, — говорит виолончелист. — Поглядите, как из него прет сигара!
Но на этот раз музыкантам Аполло Новуса не до смеха. Анекдотец-то с бородой, да и план бегства все больше осложняется.
Труппенфюрер уже с утра приказал снять палатки. Музыканты взвалили на себя рюкзаки и полчаса назад построились в колонну, а приказа нет как нет… Впереди и позади рижан почему-то стоят в строю бравые парни Гейнца Никеля. Шарфюрер глаз не спускает с музыкантов, то и дело подходит к ним, чтобы прикурить… У виолончелиста он спрашивает, пишут ли ноты для барабанщика или тот просто так долбает.
Ха, ха! Чтобы отвести от себя подозрения, все четверо хохочут над шуткой шарфюрера. После этого, видимо успокоившись, Никель становится в строй где-то позади них. Ему показались подозрительными напряженные лица рижан. Да они и были напряженными. За завтраком условились так: как только стемнеет, они метнут в немцев гранаты и, воспользовавшись смятением, бросятся в сторону болота. Будь что будет!