— Прошу, господин Коцинь! — уверенная, что это не может быть никто другой, из-за двери отозвалась Лиана. — Входите смело!
Каспар распахнул дверь и вошел. Комнатка походила на артистическую уборную в театре. На стенах приколотые кнопками фотографии кинозвезд, на туалетном столике овальное зеркало, вокруг которого беспорядочно навалены пудреницы, тюбики губной помады, тушь для ресниц, журналы и несколько экземпляров пьес. Но самое главное — цветы, цветы, цветы… Где она взяла столько цветов? В вазах, в кувшинах. Даже в кофейной чашке плавает странно изогнувшийся цветок. Принарядившаяся Лиана сидит на кровати, на ней розовая шелковая юбка. Бледность лица она мастерски скрыла. Лишь темные круги вокруг глаз и лихорадочный блеск во взгляде говорят, что Лиана серьезно больна.
Сегодня утром она чувствует себя прекрасно! Показав рукой Каспару, чтобы он садился на круглую скамеечку, она устраивается так, чтобы время от времени видеть себя в зеркале.
— Предлагаю заключить мир, — говорит Лиана. — Ужасно глупо получилось в тот раз… Кажется, я назвала вас кхекальщиком, а вы меня…
— Я вел себя как мальчишка, — в свою очередь признается Каспар. — Но вы начали первая.
— А режиссер действительно так сказал… ну, насчет меня? — робко спрашивает Лиана и влажными глазами смотрит на Каспара.
«Глаза умирающей лани», — думает Каспар, и ему становится жаль бедную Лиану.
— Нет, это я сгоряча (лжет, не моргнув глазом!). Ничего подобного Даугавиетис никогда не говорил.
Лиана облегченно вздыхает и улыбается:
— Я сразу подумала…
Однако дело обстояло не так-то просто. После случая с «Золотым конем» Даугавиетис не переносил даже духа Лианы Лиепы. И не потому, что она была бездарна, нет! В театральном училище она была одной из лучших. Но Даугавиетис, старый идеалист, терпеть не мог, когда окольными путями пытались пробиться к славе.
— Вы для своей протеже требуете главную роль в «Золотом коне»? — кричал режиссер господину Зингеру. — Хорошо! Пусть она играет коня, но о Саулцерите и речи быть не может, эта роль Лиепе не подходит: лицо плоское, как луна… Круглым дураком надо быть, чтобы ради такой девицы трижды взбираться на стеклянную гору!
Но господин Зингер не сдался: позвонил инспектору театров Герхарду Натеру, а Герхард Натер позвонил Аристиду Даугавиетису. Всего один звонок, и дело сделано. Лиана Лиепа победила.
— Я выдумал эту глупость, чтобы уязвить вас, — повторяет Каспар.
— Сознаться — значит сделать шаг к исправлению, — сияя, восклицает Лиана и вкладывает свои истаявшие пальчики в руку Каспара. — С этой минуты вы уже не кхекальщик, а мой друг!
«А она ничего», — решает про себя Каспар.
— В одном отношении мне действительно повезло, — говорит Лиана. — Как раз первого июня судьба послала мне белого всадника и черного льва.
Каспар не понимает, что она хотела этим сказать. Наверное, новая пьеса, в которой Лиане обещана роль.
— Да, — говорит Каспар, — теперь писатели чудны́е названия для своих пьес придумывают. Скажем — «Мэ, мэ, мэ, или Конфирмация в космосе».
— Как вам кажется, роль Марии Стюарт подойдет мне? — спрашивает Лиана и смотрит в зеркало.
— По-моему, образ Елизаветы интереснее, — бездумно выпаливает Каспар.
— Вот как? Быть может, мне и вправду больше подошла бы Елизавета? — говорит Лиана, наклонясь к зеркалу. — Неуверенность и боязнь за свое могущество… — Потом она величественно вздергивает брови, отбрасывает волосы на затылок и придерживает их рукой. Вдоволь наглядевшись на себя, Лиана говорит: — Вы правы, надо иметь в виду обе возможности.
— Сколько здесь цветов! — удивляется Каспар.
— Господин Зингер привез (Лиана опускает глаза). Он такой внимательный и добрый. Вчера у меня были именины.
— Какие волшебные, зеленовато-коричневые орхидеи!
— У него хороший вкус.
— В этой кофейной чашке они прекрасно смотрятся.
— Он рассказал кучу новостей. Знали бы вы, какой фокус опять выкинула наша «примадонна»! Взяла у Казацкого в кредит шиншилловую шубу на шелковой подкладке и целые полгода не выплачивала долг. Вся Рига удивляется, как это Даугавиетис держит в театре такую пройдоху.
Потом Лиана взяла на прицел продажных критиков-писак, которые одних актеров превозносят, а других не замечают вовсе. Насчет режиссера Даугавиетиса она была уверена, что старик здорово отстал от искусства, не понимает психологического театра и считает актеров марионетками, которым положено выполнять только режиссерские прихоти. Сам исчерпал себя, а молодых режиссеров и близко к театру не подпускает.